Встречный удар в грудину едва не вышиб из Лозинского дух, он буквально на полном скаку налетел на выставленный хитрым дедом его чертов костыль, и, хватая ртом воздух, почти завалился вбок рядом со столом. Поднявшись, он вновь бросился с выставленным ножом вперёд, и на сей раз быстро настиг цели: широкое лезвие пропороло выставленные вперёд стариковские ладони, раздался тихий стон и брызнула во все стороны алая кровь, заливая маленькую кухню.
Евгений Иванович, жадно хватая ртом воздух, пытался подняться, но уже не мог. Жутко болели руки, не так, как тогда, на войне, от ожога или перелома, а ещё больнее, порезы глубоко и сильно кровоточили, туман застилал глаза, через пелену он увидел как этот подонок, почти сидя на нем, заносит руку для очередного удара. Он ещё попытался прорваться сквозь накрывавшую его слабость, поднять израненные руки для защиты, но боль буквально ужалила его, разрывая рёбра и оглушая мозг.
– Еще не все, держись! – ясно и чётко услышал он наконец-то пришедший в мозг из далекой реальности космоса голос, и, все, отключился.
Глава 24
1943 г., Евгений Соболев
За два дня ожесточенного наступления фронт ушёл далеко вперёд. Женьку часа три везли в «полуторке» по огромным, перепаханным воронками и окопами полям, объезжая постоянно возникавшие на пути препятствия. Везде валялись чёрные тела убитых солдат, мотки колючей проволоки, ограждавшие рубежи немецкой обороны, брошенная техника. Соболев насчитал по пути четыре подбитых «тигра» и три других танка поменьше, а возле квадратного, покрытого камуфляжной раскраской исполинского самоходного «фердинанда», застрявшего с перебитыми гусеницами на подходе к линии фронта, копошились несколько наших офицеров, с интересом рассматривавших обездвиженную махину.
Евгения везли в штаб фронта. После тяжелого, но корректного допроса в «Смерше» он даже еще не успел опомниться, как прилетел на ИЛе комполка Вениамин Поварков и сразу, подтвердив его личность, хотел увезти его на свой аэродром, где, после ожесточённой схватки на дуге, летчики готовились к наступлению на Орел. Но офицер НКВД, допрашивавший Соболева, этого не позволил, настойчиво отведя Поваркова в сторону, он ему долго и спокойно что-то объяснял.
– Куда меня они, товарищ командир? – устало спросил Женька, которому после круговерти последних трёх дней хотелось только одного: уснуть и более не просыпаться. Его перевязанная рука болела неистерпимо, правый глаз саднил – он ударился во время отчаянного танкового тарана, голову вело и мутило после нескольких обезболивающих уколов, сделанных в госпитале и почти не возымевших эффекта.
– Тебя везут прямо в штаб фронта, а меня, твоего непосредственного командира, с тобой не приглашают и даже не говорят, что от тебя там нужно. Вроде бы есть указание сверху в отношении тебя. Что натворил-то, лейтенант? – спросил Поварков весело, но одновременно раздраженно, было видно, как сильно он издерган, потрясен последними потерями в своем авиаполку.
– Много всего было за три дня, товарищ командир, – ответил Женька уклончиво. После допроса в «Смерше» он вообще боялся сказать лишнее, даже своему воинскому начальнику. Но Поварков продолжил настойчиво:
– Комиссия от штаба армии осмотрела вчера результаты нашей штурмовки под Ольховаткой. Вся эскадрилья погибла на подлёте, прикрытие из ЯК-ов нас бросило, ввязавшись в бой с «мессерами», а другая их группа в это время всех наших «горбатых» раздолбала. Ну, то есть, всех, кроме тебя, лейтенант. И, тем не менее, колонна немецких танков у леса была кем-то уничтожена, а других штурмовиков в этом районе тогда не было. Твоего самолёта вообще не нашли, а может быть, плохо искали. Я не понимаю ничего пока, а командование дивизии просит у меня отчёт, да будь он неладен! Ну, Соболев, и чего ты молчишь?
Женька смотрел на него с легким сомнением, но потом, вспомнив, как открылся танкисту, наконец, тоже решился. Думая, что ему сейчас вообще не поверят, он произнёс:
– Товарищ командир, это я накрыл ту колонну «тигров». Увидел их, и с первого захода бросил ПТАБы. Дальше меня сбили, я свалился в лес, очухался уже в плену, ничего больше не помню. Если не хотите мне верить – не верьте, – зачастил он вдруг, поймав недоверчивый взгляд Поваркова. – Все документы остались в кабине ИЛа, а где ИЛ мой лежит, не знаю, там деревья густые были. Потом из плена мы с товарищем бежали… на танке…, немецком…, ну, вы знаете, в общем, – неуклюже закончил Женька. Комполка смотрел на него уже более спокойно, но недоверие во взгляде сменилось удивлением и даже любопытством.