– Подними руки, зайди внутрь и закрой дверь, – приказал он и слегка посторонился. – Иначе убью сразу же. Иди так, чтобы я видел твои руки, вот туда, к окну, быстро.
В коридоре по-прежнему было тихо, поэтому шепнувший мне прямо в мозг голос грянул, будто раскат грома:
– Заходи туда, не бойся, жди своего шанса.
И я медленно прошёл мимо убийцы и его жертвы в полумрак номера. Лозинский, не сводя с меня глаз, кряхтя под навалившимся на него весом Златы, захлопнул за мной дверь и включил свет.
Глава 27
1945 г., Евгений Соболев
Ветер гнал по боевому небу низкие, тяжелые, рваные тучи, а под ними все было белым-бело и мокрыми хлопьями валил снег. Февраль в Польше встретил наступающие советские войска непогодой и распутицей, по раскисшим дорогам грязные, мокрые и уставшие солдаты буквально на руках тащили постоянно увязавшие в зловонной каше из снега и грязи артиллерийские орудия, обозные подводы и полевые кухни. У подходивших к Берлину армий все было в достатке: забитые эшелоны снабжения нескончаемой стальной лентой шли на запад, но победоносный скоростной марш головных пехотных дивизий создал огромный разрыв между фронтом и тылом, и на берегу Одера утомленные передовые части резко остановились, будто скаковая лошадь, вдруг выскочившая к широкому обрыву. За покрытой тонким льдом рекой были мощные и укреплённые позиции немцев, а далее за ними – прямой путь к ненавистной столице Рейха.
Утром 1 февраля Евгений Соболев проснулся после нескольких коротких часов сонного забытья и, откинув полог стоявшей на поляне рядом с лесным аэродромом палатки, раздраженно хмыкнул и плюнул на носок валенка. Погода вновь была нелетной, над лесом висели кучные облака, из которых сыпала острая изморозь, и его лётная куртка быстро покрылась крупными каплями.
– Опять не летаем сегодня, Хасаныч? – обратился он к опустившему руки в открытый мотор его стоявшего рядом ИЛа старшему технику эскадрильи, высокому, худому и молодцевато выглядевшему 37-летнему татарину Усману Бикееву, лучшему специалисту полка по двигателям и авиапушкам.
– А вот это как знать, Евгений, – ответил Усман, и, не убирая правой руки от движка, левой спокойно поднёс к тонким губам вынутую откуда-то самокрутку. – Недаром ты вчера тренировался, а твой самолёт единственный остался на твёрдой почве, и не завяз в этой каше. Давай быстро к комполка, у него задание тебе, а я пока все подготовлю тут.
Командир полка майор Сухих квартировал рядом, его палатка была крупнее и добротнее остальных, в ней имелась портативная печка и электричество от большой батареи для работы рации. Под конец войны летчики могли уже не опасаться внезапных налетов немцев на аэродромы, спокойно оставаясь на ночь рядом со своими крылатыми машинами и получая питание и снабжение на месте. Сухих сидел за удобным высоким столом, заваленным картами и прочими бумагами, на краю которого, под абажуром, горела электролампа. Увидев вошедшего Соболева он поднялся, его медали на распахнутом полковом кителе звякнули друг о друга. В палатке было хорошо натоплено, похоже, даже в одной гимнастерке сидеть было жарко, у Соболева моментально вспотел лоб.
– Товарищ командир…,– начал Евгений доклад, приложив руку к пилотке, но комполка жестом прервал его, и, пожав руку, нетерпеливо указал на соседний стул.
– Хорошо полетали вчера, Соболев? Я видел, вы правильно делаете, что тренируетесь. Скоро погода наладится, лучше сохранять боевые навыки. Объявляю вам благодарность за ответственное отношение к службе!
Евгений вновь приложил руку к пилотке, но Сухих вновь прервал его, продолжая говорить.
– Вчера ночью подвижная группа передовых частей наших соседей с Первого Белорусского форсировала Одер, – и он показал карандашом точку на разложенной перед ним крупномасштабной карте Польши. – Форсировала вот здесь, южнее городка Кюстрин. Плацдарм22 захвачен пока небольшой, но посмотрите, Соболев, отсюда до Берлина прямой путь менее ста километров. И потому командование фронта приказало удержать его любой ценой. Лёд на реке уже тонкий, тяжелая техника на плацдарм пробиться не может. Немцы атакуют танками, пытаясь во что бы то ни стало сбросить их обратно. Пока их прикрывает только дальнобойная артиллерия с нашего берега, другой поддержки окопавшимся войскам нету. Авиация с Первого Белорусского летать не может, погода отвратная, наши взлетные полосы все раскисли, а немцы поднимают свою с бетонированных берлинских аэродромов. В полк пришёл приказ: всем, кто может, долететь до Кюстрина и помочь. У нас только ваш ИЛ на ходу, остальные все самолеты завязли выше стоек в раскисшей каше на лётном поле. Вам расчистили под взлёт небольшой участок вдоль кромки леса, где почва покрепче, только взлетать надо аккуратно. Лететь почти триста километров, поэтому после работы садиться там, где получиться, рядом с нашими войсками, полетите со специальным предписанием, вот оно. Вот вам карта всего маршрута и окрестностей города, я красным обозначил границы участка западного берега, где сейчас наши. Штурмуйте все, что увидите за его пределами! Самолёт подготовим, забьем под завязку, дадим лучшего стрелка полка, особенно с учетом того, что истребителей прикрытия не будет. Лететь придётся на высоте двести-триста метров, дальше по метеопрогнозу сплошная облачность на всём пути до Кюстрина. Вылет ровно через час, все, идите, готовьтесь.
22
Кюстринский плацдарм – оперативный плацдарм советских войск на западном берегу Одера, в районе города Кюстрина в Германии, захваченный войсками 1-го Белорусского фронта в феврале 1945 г. В дальнейшем сыграл важную роль в подготовке и осуществлении штурма Берлина (апрель 1945 г.).