– Кто они есть?
– Мусье, не могу знать, …это…, чужие, – заискивающе и торопливо отвечала Юлия Алексеевна.
– Убрать! – приказал офицер, и, повернувшись, вышел.
К Кутайсову подошли двое солдат и взялись, один за ноги, другой за плечи, причём второй сразу же отвернулся и закашлялся от зловонного запаха, тянувшегося от тяжких ран героя, затем, повернувшись, схватил его за плечи ещё сильнее. Тело и голову Александра Ивановича вновь пронзила жуткая, разрывающая на части боль, он задергался в конвульсиях, а потом сознание, не выдержав, опять отключилось, и Кутайсов снова провалился в белесую пелену небытия.
Из огромных окон, ярко горящих в заходящем сентябрьском солнце, лились оттенки: зеленые, нежно-голубые и красно-золотые – то сверкали всеми красками, как будто не желая гаснуть на ночь, купола десятков московских церквей. Легендарный Кремль был величественным и строгим в сравнении с веселыми завитушками Версаля и Тюрильи, и де Кроссье это беспокоило ещё сильнее: слишком уж чужой и негостеприимной теперь казалась эта древняя страна, которая лежала у ног императора. Слишком гнетущим было ощущение неизвестности, которое навивал этот пустой, оставленный своими жителями город, слишком зловещим этот тянущийся по темным переулкам туман, сквозь который доносился топот идущих солдат. Поредевшая после Москворецкой битвы армия, казалось, растворилась в этом скоплении серых зданий и золотых храмов, а глас, который продолжал ежечасно приходить к де Кроссье, теперь предрекал ему только скорый крах нашествия.
Тягостные раздумья шевалье прервал щелчок сапог от резко выпрямившихся по стойке смирно двух караульных, одетых по всей форме гвардейцев – этим они отличались от большинства тех вояк, что адъютант видел на пути в Кремль, уже пьяных, и выряженных в пушистые московитские шубы, только что где-то украденные. Двери залы бесшумно растворились, и де Кроссье замер в почтительном поклоне: в помещение для приемов быстрыми шагами вошёл Наполеон.
Его Величество казался усталым, но довольным: ощущение военного счастья от очередной занятой столицы не покидало его, а десятки тысяч потерянных в походе солдат не имели значения – он стоял в древнем сердце России, которое ему покорилось. Но, тем не менее, своим острым, проницательным умом император прекрасно понимал: после сражения у него осталась только половина пехоты и треть кавалерии, и это не те силы, с которыми можно продолжать успешный северный поход. Надо восстановить армию резервами и обеспечить ей снабжение, а для этого нужна упорная, ежечасная работа. Пройдя к стоявшему в другой части комнаты бюро, накрытым зелёным шелком, он присел и на пару минут углубился в разложенные там рабочие бумаги, а затем, подняв полные раздумий глаза, увидел стоявшего у окна шевалье.
Де Кроссье выпрямился и четким строевым шагом подошёл, щелкнул каблуками и отсалютовал своему императору.
– Ваше Императорское Величество, я шевалье полковник Пьер де Кроссье, адъютант его неаполитанского величества маршала Мюрата!
Император махнул пухлой рукой и поманил де Кроссье к столу, шевалье подошёл еще ближе.
Наполеон, откинувшись в кресле, устремил на него взор и спокойно, но утвердительно начал говорить:
– Шевалье, король Неаполитанский сообщил мне о вас. Я помню вас ещё по Маренго, мне сказали, что вы из тех самых посланцев грядущего, о коих меня столько раз предупреждали. Посему не утруждайте меня и себя долгим подробным рассказом, говорите прямо, с чем вы пришли?
– Сир,– начал де Кроссье, стараясь, подобно своему императору, выделять голосом каждое значимое слово. – Вы, видимо, знаете, что мы слышим указующий глас, который пророчит грядущие события и позволяет направить их в нужное нашей Франции русло?
Наполеон коротко кивнул и сделал едва заметный жест рукой, дозволяя собеседнику продолжать.
– После выигранной нами под Москвой баталии я слышал его очень ясно. Все было прекрасно, мы должны были занять старинную русскую столицу, перезимовать здесь и, разгромив русских ещё раз, весной войти в Петербург. Ведь таковы ваши планы, сир?
Император некоторое время обдумывал ответ, но затем сказал с явным раздражением в голосе:
– Послушайте, де Кроссье, кем бы вы ни были, ваше дело исполнять мои приказы, и неважно, каковы они. Франция принадлежит мне, а вы вмешиваетесь не в своё ремесло. Но, уж коли вы соизволили лично просить меня о встрече, то отвечу, да, именно так и будет далее идти эта русская компания, которая, я уверен, завершиться подписанием почетного мира с византийцем, и у него не будет иных вариантов, кроме как стать вассалом Франции!