Эпилог
30 г. нашей эры
Овцы протяжно блеяли и не хотели идти вперёд под палящим солнцем полудня, даже понукаемые и нещадно околачиваемые по сочным бокам тонкой тростью пастуха. Жара была нестерпимая, и юный черноокий мальчишка гнал отару к мутной речке, желая поскорее облегчить страдания животных. По пути, справа от пыльной разбитой дороги, построенной легионерами лет двадцать назад, двое обнаженных по пояс, загоревших на солнце и измазанных в грязи людей, весело стуча топорами, обрубали брёвна для постройки небольшой хижины. Небогатый торговец заплатил им 25 динариев за работу, которой они занимались уже дней десять. Младший из плотников, худой мужчина лет тридцати, смуглый, длинноволосый, с небольшой бородкой и усталыми, но глубокими грустными глазами, выпрямился от своего бревна и, вытирая рукой катящийся по лицу пот, спокойно и почти безразлично посмотрел на мальчика. В этот самый момент стоящее в зените светило, казалось, сверкнуло ещё сильнее, и человек слегка пошатнулся, поднеся свободную ладонь с узловатыми натруженными пальцами к затылку. Плотник чуть наклонился вперёд, казалось, к чему-то прислушался. Овцы, работа, пастух, зной исчезли из его сознания, время вокруг остановилось. Он теперь слышал только убедительный, тихий голос, вещающий ему простые человеческие истины.
Ему говорил…, да не важно, кто. Бог, Яхве, Йегова, создатель – главное, тот, кого он почитал. И это почитание он должен теперь был передать, казалось, всему миру. Он вдруг осознал, что если он сделает, как его просят, вся история людей, все их будущее, уже никогда не будут прежними. Глас грядущего стал для плотника дорогой, той дорогой, по которой он хотел идти и вести за собой всех, кто его окружает.
Он любил их всех теперь. Вся его прежняя жизнь, лишения, нужда, бедность, тяжелая работа, уже казались чем-то незначительно далеким. Глас вещал ему про его новое предназначение и рисовал в воображении цветные яркие картины. Он учился любви: к ближнему, к богу, к самому себе! Он вдруг понял, как можно сохранить эту любовь в своём сердце и как передать ее другим.
В своем воображении он ясно увидел пологий холм на окраине небольшого города, много людей, сидящих, стоящих и полулежавших на раскалённых камнях и в пыли, тем не менее, внимательно и даже благоговейно слушающих то, что он им говорит.
Потом он увидел сад с поникшими в ночной тиши оливковыми деревьями, себя среди молодых людей у костра, услышал топот ног приближавшихся римских солдат, короткую схватку и…, затем вновь увидел себя: избитым, искалеченным, истекающим кровью, бредущим в толпе соглядатаев по улице, согнувшимся от боли, жажды и тяжести лежащего на спине перекрестия из двух грубо обтёсанных (он сам бы никогда не допустил такую работу) кедровых брёвен. Но он не изгнал это чувство из сердца даже когда его, уже полумертвого, водрузили на крест, казня по обычаям пришедших в его страну завоевателей, а та любовь, которую он выдохнул из себя перед последним вздохом, казалось, на мгновение окутала весь мир.
Но потом плотник увидел, что люди, пользуясь его именем, попрали эту любовь. Он видел, как непонятные правители под его изображением, роскошно одетые в сверкающее золото и блистающие камни, провозглашают от его имени завоевательные походы и войны, как льется реками человеческая кровь, как воины убивают друг друга неведомым ему оружием, как рубят головы и отрезают груди женщинам, как кидают в огонь плачущих детей, как сотни городов и десятки государств уничтожаются, возрождаются и вновь уничтожаются, и все якобы ради служения его слову. Он видел как одни люди сказочно обогащались, пользуясь трудом тысяч других людей, как вырубались леса, истощались и уничтожались плодородные долины, высыхали озера и реки, а на их месте ставились колоссальные каменные столбы разных форм и расцветок, ради жизни в которых те же люди были готовы лгать, воровать, убивать, и, подставляя его имя, называть себя последователями его слова и учения. Как, на протяжении веков, они вырывали из недр земли полезные им металлы и топливо, как создавали из них средства и устройства, позволяющие обрекать других на гибель. Он увидел диковинные железные башни в воздухе и на воде, вихри огня, невероятные облака дыма и пыли, напомнившие ему песчаные бури в давно исхоженной им вдоль и поперёк пустыне – но эти бури сметали на своем пути города и поглощали жизни целых народов! Он видел страшные болезни, заражающие огромные страны и территории, увидел больных и здоровых страждущих, искавших спасения в стенах храмах – под картинами с лицом, его лицом! В его сознании промелькнула череда разных лже-пророков, которые проповедовали якобы от его имени, стремясь при этом только к личной наживе, обрекая всех своих последователей на нищету и гибель. И он ещё много чего увидел: весь ужас человеческой истории за несколько тысячелетий после него пролетел в его воспалённом мозгу, а он, простой плотник Иешуа, был как будто вдохновителем этой истории, ее центральной фигурой.