— Чемберс, что заставило вас начать работать у Пападакиса?
— Это только случайность. Я был голоден, а ему как раз кто-то был нужен. Я зашел туда перекусить, а он мне предложил работу, и я согласился.
— Чемберс, вам не кажется это странным?
— Не знаю, что вы имеете в виду, господин прокурор.
— То, что вы столько лет скитались по свету, работой никогда не интересовались и нигде толком не работали, насколько я знаю, и вдруг остепенились, находите постоянное место и трудитесь как пчелка?
— Ну, честно говоря, мне там не слишком нравилось.
— Но вы терпели.
— Ник был одним из лучших людей, которых я когда-либо встречал. Когда я немного поднакопил деньжат, я хотел сказать ему, что смываюсь, но не смог его огорчить, раз у него были такие проблемы с помощниками. А когда с ним произошло несчастье и его не было дома, я и взял ноги в руки. Просто убрался, и все. Конечно, не следовало оставлять его в беде, но у меня просто такой характер, господин прокурор. Не могу сидеть на месте. Короче, я потихоньку смылся.
— А через день после того, как вы вернулись, он погиб.
— Теперь вы пробудили во мне нечистую совесть, господин прокурор. Возможно, присяжным я это расскажу иначе, но вам скажу, что я чертовски виноват. Не будь там меня и не уговори я его выпить после обеда, возможно, он был бы жив. Поймите, возможно, здесь нет ничего общего. Я не знаю. Я был не в себе и не знаю, что произошло. Но все-таки не будь в машине двух пьяниц, она бы, наверно, вела машину лучше, вам не кажется? Мне, по крайней мере, да!
Я взглянул, как ему это понравилось. Он вообще не смотрел на меня. Ни с того ни с сего он вдруг вскочил, подошел к постели и схватил меня за плечо:
— Оставьте это, Чемберс. Как же это вы у Пападакиса выдержали целых полгода?
— Я вас не понимаю, господин прокурор.
— Нет, понимаете. Я ее видел, Чемберс, и догадываюсь, почему вы это сделали. Вчера она была у меня в кабинете. С фонарем под глазом и помятая, но и так выглядела преотлично. Из-за таких крошек уже не один парень сбился с пути, какой бы у них ни был непоседливый характер.
— Откуда, господин прокурор? Вы ошибаетесь!
— Слишком уж все хорошо получается, Чемберс. Налицо автомобильная катастрофа, которая еще вчера однозначно была несчастным случаем, а сегодня уже не знаю что. Если как следует покопать, то появятся свидетели, а когда их показания соберут вместе, все дело будет у меня в руках. Ну так, Чемберс. Вы с этой женщиной убили грека, и чем раньше в этом признаетесь, тем лучше для вас.
Я вам доложу, на этот раз мне было не до смеха. Я чувствовал, как у меня онемели губы, и хотел что-то сказать, но не мог издать ни звука.
— Ну, почему вы молчите?
— Вы меня оскорбляете. Обвиняете в ужасных вещах. Не знаю, что и ответить, господин прокурор.
— Вы только что наговорили более чем достаточно, уверяя меня, что выручить вас может только правда. Чего же это вы вдруг лишились дара речи?
— Вы меня совсем запутали.
— Ладно, разберем все по порядку, чтобы вас не путать. Во-первых, вы с этой женщиной спите, правда?
— Ничего подобного.
— А в ту неделю, когда Пападакис был в больнице? Где вы спали тогда?
— В своей комнате.
— А она в своей? Не говорите глупостей, говорю вам, я ее видел. Я бы влез к ней в постель, даже если бы пришлось взломать дверь и быть повешенным за изнасилование. И вы тоже. И вы у нее были.
— Я даже никогда не думал об этом.
— А как насчет поездок на рынок Хассельмана в Глендейл? Чем вы занимались на обратном пути?
— Но ведь Ник сам посылал меня.
— Я не спрашиваю, кто вас туда посылал. Спрашиваю, чем вы с ней занимались.
В таком ужасном положении срочно нужно было что-то делать. Единственное, что мне пришло в голову, — сделать вид, что я ужасно расстроен.
— Ну ладно, предположим, у меня с ней что-то было. Не было, но, если вам так хочется, пусть будет. Но зачем тогда нам избавляться от него, если все было так просто? Господи, я слышал о парнях, которые были способны на убийство из-за того, что не могли получить свое, но никогда — о человеке, который бы ради этого дела убивал, уже получив свое.
— Нет? Так я вам скажу, почему вы от него избавились. Во-первых, из-за участка и дома, за которые Пападакис выложил четырнадцать тысяч долларов наличными. И ради другого рождественского подарочка, о котором вы с этой женщиной думали, что он упадет вам прямо в руки и никому это не покажется странным. Из-за той жалкой страховки на десять тысяч долларов, которую заключил Пападакис.
Я все еще видел его лицо, но вокруг вдруг все потемнело, и я чуть не уделал постель. В следующую секунду он уже держал у моего рта стакан воды: