Когда все насытились доказательствами, что грека нет в живых, Саккет наконец набрал форму и выложил несколько козырей, которые того стоили. Вызвал пижона, который заявил, что представляет «Объединенную страховую компанию» штатов тихоокеанского побережья и что грек оформил страховку всего пять дней назад. Он объяснил, что по условиям страхового полиса грек получал бы двадцать пять долларов в неделю на протяжении пятидесяти двух недель, если бы заболел, и те же самые деньги, если бы произошел несчастный случай с утратой работоспособности, что получил бы пять тысяч долларов, потеряй он ногу, десять тысяч долларов — обе ноги, а его вдова — десять тысяч в случае его гибели и двадцать тысяч — если бы трагедия произошла в поезде. Когда он дошел до этого момента, показания стали похожи на уговоры клиента, и судья поднял руку:
— Спасибо, я уже застрахован.
Все рассмеялись этой шутке. Я тоже. Вы не поверите, как смешно это прозвучало.
Саккет задал пижону несколько вопросов, и судья повернулся к Кацу. Кац ненадолго задумался, а когда заговорил, то очень медленно, как будто хотел быть уверен, что свидетель поймет каждое его слово:
— Вы выступаете в этом процессе заинтересованной стороной?
— В своем роде да, мистер Кац.
— Вы хотели бы избежать выплаты страхового вознаграждения по той причине, что было совершено убийство, не так ли?
— Совершенно верно.
— Вы действительно верите, что совершено преступление, что эта женщина убила своего мужа, чтобы получить страховку, и что она попыталась убить этого человека или умышленно подвергла его жизнь опасности, которая могла повлечь его смерть, и все это входило в план получения вышеупомянутого вознаграждения?
Пижон смутился и на миг задумался, а когда заговорил, то старательно взвешивал каждое слово:
— В ответ на ваш вопрос, мистер Кац, я хотел бы сказать, что я занимаюсь тысячами подобных случаев, случаев мошенничества со страховками, которые ежедневно ложатся на мой стол, и думаю, что обладаю исключительным опытом в такого рода расследованиях. Могу сказать, что за все время своей работы в этой и иных страховых компаниях я не видел случая более очевидного. Я не только верю, что здесь имело место преступление, мистер Кац, я это практически знаю.
— Спасибо. Это все. Ваша Честь, я заявляю, что моя подзащитная виновна по обоим пунктам обвинения.
Если бы в судебном зале взорвалась бомба, то большего оживления она бы не произвела. Репортеры рвались наружу, а фотографы ломились к столу, чтобы сделать снимки. Они топтали друг друга, и судья разъярился и начал стучать по столу, чтобы навести порядок. Саккет застыл, словно громом пораженный, а во всем помещении стоял такой гул, будто к уху приложили морскую раковину. Я все еще старался заглянуть Коре в лицо. Но единственное, что я увидел, был уголок ее рта. Он дергался, как будто ее каждую секунду кто-то тыкал иголкой.
Следующее, что я помню, — это то, что санитары поднимают мои носилки и несут меня за молодым Уайтом из зала суда. Они протиснулись со мной по двум коридорам в комнату, где стояли трое или четверо полицейских. Уайт что-то сказал о Каце, и полицейские удалились. Меня уложили на стол, и парни ушли. Уайт начал расхаживать вокруг стола, но тут открылась дверь и вошла тюремная надзирательница с Корой. Уайт и надзирательница тоже вышли, двери закрыли, и мы остались одни.
Я задумался, что бы сказать, но ничего не придумал. Она расхаживала взад-вперед, не глядя на меня. Уголок рта у нее все еще подергивался. Я продолжал размышлять и вдруг кое-что сообразил:
— Нас предали, Кора.
Она не ответила и продолжала расхаживать туда-сюда.
— Этот Кац — обычная полицейская сволочь. Мне его привел один полицейский. Я думал, что он то, что надо. А он предал нас.
— Куда там, нас он не предал.
— Предал. Я должен был понять, что он за тип, по тому, как мне навязал его тот полицейский. А я не понял. Думал, он порядочный парень.
— Если здесь кого и предали, так это меня.
— Меня тоже. Он меня надул.
— Теперь я все понимаю. Понимаю, почему за рулем должна была сидеть я. Понимаю, почему и на этот раз все должна была сделать я, а не ты. Ну вот. Я втрескалась в тебя, потому что ты такой ловкий. А теперь выяснила, что ты и вправду ловкий. Разве это не чудесно? Влюбиться в парня, потому что он в чем-то хорош, и убедиться, что в этом деле он и вправду хорош.
— Что ты мелешь, Кора?
— Если здесь кого и предали, то это меня. И предали меня и твой адвокат, и ты. Ты прекрасно все придумал. Устроил так, чтобы все подумали, будто я хотела убить и тебя, и чтобы никто не мог сказать, что ты во все замешан. И теперь выставляешь меня перед судом как единственную виновницу. А ты ни при чем. Ну хорошо. Пусть я оказалась дурой. Но не до такой степени. Послушайте, мистер Фрэнк Чемберс, когда я покончу с вами, вы увидите, куда завела вас ваша хитрость. И хитрец иногда сам себя перехитрить может.