Через какое-то время он возвращается к себе в комнату, принимает душ, переодевается. Темный костюм, белая рубашка, голубой галстук, над узлом галстука пришлось потрудиться — потерял навык. Звонок со стойки портье:
— Месье Парис хочет вас видеть.
— Скажите, что я спускаюсь.
Через несколько минут мужчины встречаются в холле: оба смущены, оба чувствуют себя скованно.
Парис с любопытством оглядывает Нила:
— Вы куда-то идете? Я вас отвлекаю?
— В Пале Гарнье. Но вы меня нисколько не отвлекаете. Оперу я не люблю, ничего в ней не понимаю, но я должен быть там в антракте. Можно не торопиться.
Нил увлекает Париса на улицу, в небольшое кафе, где подают вино и копчености. Он не может понять, зачем Парис пришел. Ситуация для него двусмысленная. Встречаясь с полицейским, журналист всегда ходит по лезвию бритвы. Посмотрим.
Стоит официанту отойти от стола, как Парис уже говорит:
— У меня забрали дело Субиза. Теперь им займутся другие вместе с антитеррористической бригадой. Хотя видео было приложено.
В Ниле сначала говорит отец:
— Чем мне это грозит?
— По-моему, в ближайшем будущем ничем. А затем это будет зависеть от того, что захотят политики. Но думаю, что дело сдуется после выборов.
— Не хочу быть невежливым, но ваше появление — поступок скорее странный. — Журналист внимательно смотрит на Париса. — Почему вы пришли?
Парис пожимает плечами:
— Потому, что ваша гостиница недалеко от тридцать шестого дома. Или потому, что вы мне нравитесь. — Он улыбается. — Потому, что вы дали видео мне, а не предложили его прессе. Или, может быть, потому, что мне необходимо было поплакаться в хорошей компании. Думаю, мне нужно задуматься о собственном будущем. Вопрос в том, должен ли я уйти до того, как они начнут выворачивать мне руки? Теперь все изменилось. Полицейский должен как можно быстрее найти виновного, делом занимается все равно кто. Но потом полицейский не должен ни в чем копаться, и это главное. — Он залпом выпивает вино. — Как ваша дочь?
— Плохо, но, думаю, не из-за вас. — Нил пьет небольшими глотками. «Расслабься, он больше не ведет это дело, сними напряжение, поговори. С кем еще ты можешь об этом поговорить? И потом, в глубине души он тебе нравится, этот полицейский». — Сефрон думает, что любит этого типа. Конечно, он хорош собой, этакий умник, спортивный — вполне достаточно для свободного поведения и развязной походки.
Так значит, он на днях виделся с этим парнем? Но Парис молчит, все эти вопросы теперь ни к чему.
— Он прекрасно говорит и умеет себя подать, ну и моя дочь влюбилась. Она не понимает, что он просто эгоистичный дурак. А для меня это невыносимо.
— Думаю, это мне понятно. — Парис усмехается. — А вы случайно не ревнуете?
— Стараюсь загладить вину. Классический вариант. А вы не ревнуете своих девочек к их приятелям, а?
— Пока что наметился всего один, и он мне не нравится. Но я так и не понял, достаточно ли я отец, чтобы ревновать к парням, которые крутятся вокруг моего потомства.
— Скоарнек настолько увлечен собой, что сделает несчастными всех, кто приблизится к нему. Его великим произведением, если бы не помешало убийство Субиза, должна была быть некая операция, вроде гиньоля, под названием «Гедеон». Думаю, себе он отвел там главную роль. И хотел молчать о видео до четверга, чтобы все, несмотря на убийство Субиза, состоялось. Малыш Курвуазье, судя по всему, из-за этого и погиб. А сам Скоарнек по-прежнему в бегах; даже если все пропало, он трусит, потому что такие, как он, никогда не признаются себе в том, что наделали. И то, что моя дочь обеими руками за него, выше моего понимания. И ничего не могу сказать ей, иначе я ее потеряю.
— Тяжело будет, когда она поймет.
— Это всегда так. И для всех. И для вас, и для меня. — Нил делает последний глоток. — А неплохое вино… «Сомюр шампиньи»… Может, еще по бокалу?
Парис кивает.
Сегодняшний вечерний митинг в Лионе самый важный для Эжена Шнейдера перед вторым туром, нужно бить наверняка, обозначить главные позиции накануне больших телевизионных дебатов.
Пока кандидат, уединившись в небольшом кабинете, в последний раз просматривает свою речь, Дюмениль собирает наиболее близких советников: