По дороге к красному флигелю Сеф шепчет:
— Зачем так вызывающе?
Эрван молчит.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Когда Парис входит в небольшое кафе пятнадцатого округа, Перейра уже там. Перед ним на стойке развернут «Журналь дю диманш», в правой руке чашка. Мужчины приветствуют друг друга. Заказывается вторая чашка кофе.
Перейра складывает газету и пристально разглядывает своего шефа:
— Не скажу, что блестяще выглядишь. Плохо спал?
Парис кивает.
— Праздник дома?
— Всю ночь ворочался. — Парис одним глотком допивает кофе и делает знак бармену. — Еще один. — Они умолкают. — Возвращаясь домой, я всякий раз спрашиваю себя — зачем? — Снова воцаряется молчание. Приносят кофе. Парис берет чашку. — И, честно сказать, мне плевать. Я устал. — Он поворачивается к своему заместителю. — Тебя шокирует, что я тебе об этом рассказываю?
Перейра — примерный отец семейства и счастлив в браке. Он мог бы много сказать о том, что это такое. Но жизнь и профессия научили его, что в этом вопросе советы часто совершенно бесполезны.
— Мой старший сын до сентября на практике в Англии, если хочешь, я могу дать тебе ключи от его квартиры.
Парис качает головой, его лицо светлеет. Звонит мобильник. Контора.
— Слушаю!
Проходит несколько секунд, потом в течение примерно двух минут Парис обменивается со звонившим обрывками фраз, после чего телефон возвращается на свое место в карман, откуда и был извлечен.
Фишар только что пришел в контору.
— В воскресенье утром? Его тоже жена достала?
Парис иронично скривился:
— У него информация. На Субиза.
— Уже?
— Там, в Бово,[3] работают как заведенные. Примерное проворство.
— Ты просто воплощение пессимизма. И что говорят шпионы?
— Субиз на хорошем счету и всякое такое вплоть до его прикомандирования к службе безопасности Комиссариата по атомной энергетике. Работал он там три года. В министерстве нет никаких его личных вещей и, соответственно, ноутбука, после его ухода даже следа не осталось. Так они, по крайней мере, утверждают.
— Это все?
— Нет, было приведено множество имен возможных недоброжелателей. Большинство связано с последним местом прикомандирования.
— Теперь все?
Парис кивает.
— Да, не разживешься.
— Странновато для человека, прослужившего в конторе двадцать лет, из которых двенадцать в Центральном разведывательном управлении.
— Что ты об этом думаешь?
— Что пока мы предоставим Тома нарыть все, что он сможет, про официальных недоброжелателей. Я перезвоню ему, когда мы выйдем из кафе. — Пауза. — А на самом деле, как ты думаешь, с чего бы это вдруг тебя вот так внезапно приняли в воскресенье утром?
— Чтобы простой офицер службы безопасности был принят главой Комиссариата по атомной энергетике? — Перейра пожимает плечами. — Меня теперь ничего не удивляет. Я тебе уже говорил, я не такой, как ты, я не…
— Пессимист, знаю. — Морщины на лице Париса впервые за утро разгладились. — Давай зайдем к Кардона. Ну, хоть что-то сделаем. Фишар, судя по всему, не оценил наших утренних действий. Ему бы хотелось постоянно быть в курсе. Значит, на встречу с атомным королем, но без фанатизма.
— Ты же меня знаешь. Я всегда с почтением относился к хозяевам.
Парис снова улыбается. Расплачивается за три кофе и спешит за Перейрой на улицу Леблан.
Перейдя ее, они оказываются у входа в официальную штаб-квартиру комиссариата.
Охранник открывает перед ними тяжелую дверь, запертую на двойной оборот ключа:
— Входите, господа, вас ждут. — Голос отдается эхом в пустынном вестибюле. Охранник проверяет удостоверения личности, затем провожает полицейских к лифту.
Седьмой этаж. Длинный коридор, ни единого звука. Они проходят через первое помещение — три пустующих рабочих места, вероятно, здесь сидят штабные патрона — и останавливаются перед второй дверью. На этот раз охранник стучит и застывает в ожидании ответа.
Через дверь до них доносится строгий голос:
— Пусть войдут…
Полицейские оказываются в огромном, скорее, пустом помещении. Холодно. Их ожидает пятидесятилетний мужчина аскетической внешности. Худой, суровый, он под стать своему королевству.