Консьержка колеблется:
— На самом деле она приходит сюда только за своей почтой. — Видя растерянное лицо этого наивного родителя, она продолжает: — У вас с ней проблемы?
— Возможно.
— Ох уж эти дети! — вздыхает женщина. — Если хотите посмотреть, как она живет, то ключ справа над дверью. Найдете в щели над косяком.
Две минуты спустя Нил уже в квартире. Воздух спертый. Открывает окно: уличный шум врывается в помещение как порыв жизни. Голый матрас, пустой выключенный холодильник. В кухонном шкафу несколько банок консервов.
У Нила подкашиваются ноги. Он растягивается на матрасе, смотрит в потолок. «Ты совершенно не знаешь свою дочь. Нет больше маленькой примерной девочки, хорошей ученицы, нет студентки подготовительного отделения Ветеринарной школы, которая звонит раз в неделю. Да и существовали ли эти девочки? Может быть, это были просто маски? Или ты не заметил, когда ваш контакт прервался? Это, вероятно, произошло не вчера. А если по-честному, то существовал ли вообще этот контакт? Не искал ли ты в Сеф после смерти Люсиль просто образ ее исчезнувшей матери?»
Потолок медленно вращается, закручивается воронкой. Головокружение.
В середине дня Парис и Перейра отправляются на улицу Фобур-Сен-Мартен. Консьерж Скоарнека сыграл свою роль: он подтвердил существование девицы, восхитительной брюнетки с длиннющими волосами и семейными привычками. Куланжу как раз удалось в арабской лавочке на углу раздобыть чек, выписанный в прошлую пятницу, которым девушка заплатила за пиво и чипсы. Время: около девятнадцати часов. На чеке оказалось имя: Сефрон Джон-Сейбер, оно фигурировало и в телефонной книге вместе с адресом.
Недалеко, в десятом округе.
Сведения из охраны квартир не дали ничего, упрекнуть в чем-то мадемуазель с английским именем было невозможно. По крайней мере, на первый взгляд. Но Этель Руйер, оставшаяся на набережной Орфевр вместе с Тома, сообщила, что у девушки есть старый черный «гольф», то есть малогабаритный седан темного цвета. Именно такой видели около дома Субиза вскоре после времени предполагаемого убийства. В него садились двое потенциальных подозреваемых. Итак, один из них — девушка?
Достаточная причина, чтобы без промедления постучать в ее дверь. Или позвонить.
Парис нажимает кнопку. Два коротких звонка. Полицейские ждут. За дверью тишина, потом какое-то движение. У двери шаги. Тяжелые. Не женские. Дверь открывает заспанный мужчина и спрашивает, что им нужно. Легкий английский акцент. Учитывая возраст, он может быть ее отцом.
Перейра вытаскивает удостоверение:
— Криминальная полиция. Мы ищем мадемуазель Сефрон Джон-Сейбер. Она проживает по этому адресу?
— Что вам от нее нужно?
— Кто вы?
— Ее отец.
Парис вглядывается в загорелое, заросшее седой бородой лицо. Скроен мужчина крепко, этакий любитель приключений, слегка небрежен. Хорошо говорит по-французски.
— Ваше имя?
— Нил Джон-Сейбер.
— Ваша дочь дома?
— Почему вы об этом спрашиваете? — В голосе нотки беспокойства.
— Мы можем войти?
Нил колеблется.
Парис снова вступает в разговор, голос его звучит успокаивающе:
— Закон нам это разрешает, к тому же это в ее интересах.
Подумав для виду, Нил отходит от двери и пропускает полицейских:
— С моей дочерью что-то случилось?
Перейра проходит в середину квартиры. Осматривается, потом оборачивается к своему начальнику и качает головой:
— Никого.
Парис кивает, смотрит на постель. Простыня отсутствует. В квартире давно никто не жил.
— Ничего, насколько нам известно. Но нам бы хотелось поговорить с ней. Она, судя по всему, могла бы помочь нам в одном деле.
— В каком деле?
Парис, улыбаясь, подходит к Нилу, который так и не отошел от входной двери:
— Мы из Криминальной бригады. — Он извлекает из кармана футболку, найденную у Скоарнека, и показывает ее мужчине. — Узнаёте?
Ответ звучит как констатация факта, никаких раздумий:
— Это футболка дочери. Я купил ее в прошлом году. Где моя дочь?
— Нам бы тоже хотелось это знать. Есть предположения?
— Никаких. Есть повод для беспокойства?
— Пока нет. Вы живете в Париже? — Перейра тоже подходит к мужчине.
— Нет.
— А где?
— В Каоре.
— Хороший город. И чем вы занимаетесь?
— Ресторанный критик.
Парис не сводит глаз с глубоких морщин, изрезавших лоб Нила. Он тоже ничего не понимает. Еще один отец, который ничего не понимает.