Я не смелая, думает Марина, погружаясь в пучину сна и рисуя в уме сложные ситуации, в которых отвага непременно бы ее подвела. А потом, невинная, засыпает.
В соседней комнате на раскладном диване лежит без сна Маринина мама. Этим утром их с Алистером чуть не застукали. Она была в его кабинете, якобы подавала письма на подпись, а на самом деле слушала бесконечные жалобы на то, как ужасно он провел праздники, и вдруг дверь открылась и вошла Мици.
Алистер от страха изменился в лице. Лора выпалила: «Простите». Мици хладнокровно достала из сумки творожный кекс, состригла бахрому на манжетке для измерения кровяного давления, поправила сертификаты на стене, сказала: «Я оставлять вас» – и ушла. До конца дня Алистер не обмолвился с Лорой ни словом.
Впрочем, ее это мало волнует. Всего два вечера остается до Марининого отъезда – вот что невыносимо. Боль и не думает утихать. Лора хочет прокрасться в комнату дочери. Она и раньше наблюдала за ней, когда та спала: Маринин затылок, едва различимый в темноте, бледное пятно – быть может, рука. «Спи, моя милая, спи, любимая», – думает она, как и положено думать матери, а сама хочет, чтобы Марина проснулась и поговорила с ней. Безответственное желание: перед тем как вернуться в эту ужасную школу, девочке нужно набраться сил. «Милая, – умоляет Лора, молча уткнувшись в руку. – Останься со мной».
4
Кум-Эбби, как многие катастрофы, начался с нескольких искорок. В какой-то момент Марина забеспокоилась, что шансы на веселую молодость и сексуальный опыт тают с каждым днем. И дома, и в Илинге все думали, будто знают ее. «Что, если я хочу быть кем-то другим?» – временами размышляла она, возвращаясь под моросящим дождем из школы.
– Мне обязательно доучиваться в Илинге? – спросила Марина однажды после того, как какой-то незнакомец нажаловался на Урсулу за то, что та ела в метро.
– Ну… нет, необязательно, – ответила мама.
Идея внезапно показалась разумной. Престижная и знаменитая школа могла изменить Маринину жизнь. В семье бесповоротно решили, что она будет изучать медицину в Кембридже, но разве туда поступишь из захудалого Илинга с его темными, тесными лабораториями и подслеповатым учителем химии? Они заказали уйму рекламных буклетов лондонских школ, но остались разочарованы: учебные классы на фотографиях до обидного напоминали Илинг, а ученицы выглядели куда гламурнее. Может быть, выбрать государственную школу со смешанным обучением? Марина и рада была сэкономить бабушке деньги, но Рози ни в какую не хотела доверить правительству платить за образование внучки. К тому же Марина начала сомневаться, можно ли вообще познать настоящую жизнь в Лондоне, где в каждой кофейне и книжной лавке поджидают старушки со словами: «Ты ведь внучка Рози Фаркаш? Помнишь меня, дорогуша?»
И вот однажды вечером, когда Марина вместе с мамой и Ильди смотрела по телевизору «Одноклассниц», ей в голову пришла блестящая мысль: школа-пансион. Площадки для крикета, полуночные пирушки, готические своды. О да.
От грез о грядущем перерождении сердце забилось чаще. Марина может стать кем угодно: обычной пансионеркой или передовой богемной девицей с претензией на тонкий вкус. Она не сразу поняла, что после Илинга все женские школы покажутся душными и старомодными, а в тех, где привыкли к совместному обучению, ей будет попросту неуютно. Это значило, что у Марины Фаркаш, ученицы из школы для девочек, выросшей в исключительно женской семье, оставался единственный выход: почтенная частная школа для мальчиков, где девочек принимают в выпускной двухгодичный класс.
Снежный ком становился все больше, Марина едва за ним поспевала. В самом центре, как начинка драже, скрывался вопрос: знает ли, любит ли ее мама настолько, чтобы воспротивиться их разлуке? Ответ был очевиден. Лора ни во что не вмешивалась: листала проспекты, сопровождала Марину и бабушек на дни открытых дверей и ни разу не заявила протест.
Хорошо, решила Марина, если тебе все равно и ты рада от меня отделаться, я сама подам заявление. К тому же все остальные были в восторге. Старинные школы красивы, знамениты и превосходно оснащены – это, по сути, колледжи в миниатюре. Тем больше у нее шансов поступить в Кембридж. Миссис Добош, бабушкина подруга, призвала их со всеми брошюрами в свою квартиру на Мейда-Вейл, утопающую в белых коврах. Ей рассказали обо всем, что видели в дни открытых дверей: о лодочных сараях, монастырских галереях, дортуарах, «компутерных» комнатах, обсерваториях.
– Плавательные бас-сейны? – спросила миссис Добош.