Лора кивает. Перед глазами встает пелена, за которой не видно ни решений, ни чувств, ни будущего. Хочется лечь и уснуть.
– Если вы… если она передумает, – слышит Лора, – это можно обсудить. Нет ничего невозможного. Главное, не затягивайте, пока не поздно.
Когда воскресным утром Марина, зажав в горячей ладошке горстку монет, звонит домой, она решает между прочим упомянуть, что немного скучает. Ничего путного из этого не выходит.
– Антибиотики, – рассеянно говорит ее мама. – Это все возраст. Решили подстраховаться.
– Бедная Ильди.
– Милая, ей восемьдесят два. За ней присмотрят.
– А вдруг все серьезнее? – спрашивает Марина. Мимо нее рысцой проносится Али Стрюер в полной экипировке для игры в лакросс. Уступая дорогу, Марина ударяется локтем о таксофон и ловит ртом воздух – но не плачет. Она допоздна просидела над заданием по химии, не выспалась и выпила слишком много кофе, а теперь, хотя ни разу не была на похоронах, ясно видит перед собой печальную темную капеллу и Ильди в полуоткрытом гробу, как у папы римского. К горлу рвется всхлип. Семья без нее уязвима, однако для них нет большего счастья, чем знать, что Марина здесь.
– У вас точно все хорошо? – спрашивает она.
– Конечно. Почему нет?
– Просто подумала… Неважно. Ладно, мне пора. Ужасно много дел. Да, я опять потеряла линзу. Левую. Нет, правую. Пока.
– Солнышко, будь осторожней, страховка не вечная. Ничего страшного, конечно, но ты постарайся, хорошо?
Все катится под гору. У Марины море проблем, главная из которых: она не любит Гая, а поскольку тот с ней очень мил, велика вероятность, что она вообще не способна на чувства – как психопат. Дело даже не в том, что он младше на год, хотя из-за этого она, разумеется, еще больше себе опротивела. Марина так отчаянно тоскует по дому, что едва может спать по ночам, но семью беспокоить нехорошо. Урсула по-прежнему дуется и считает ее предательницей, а больше ей не к кому обратиться. Среди множества других происшествий, похороненных под спудом позора и страха, – звонок в «Общество самаритян», сделанный в прошлом триместре с автозаправки. По их совету она отправилась на встречу со школьным психологом, капелланшей миссис Гилбрей, улыбчивой женщиной с перламутровой губной помадой и прической в стиле принцессы Дианы. Однако в семейном кабинете Гилбреев, сидя на лоскутной подушке, Марина вспомнила слухи о том, как предыдущий капеллан записывал исповеди школьников на пленку и смеха ради проигрывал их в учительской. После этого на откровения уже не тянуло.
Сама идея признать свои чувства, такие хрупкие и необъятные, Марине невыносима. Думая о Кембридже, она готова взорваться от желания и безысходности, а мысль о том, что она каким-то неосторожным поступком нарушит небесное равновесие и не сумеет уберечь семью от опасности, наполняет ее страхом. Она пристрастилась часто мыть руки: явный признак экземы, и это вдобавок к астме. Из всех шестиклассниц одна Марина не умеет болтать о пустяках и флиртовать. У нее до сих пор нет прозвища. Мистер Вентнер, декан факультета, где учатся одни мальчики, на уроках биологии в упор не замечает, когда она тянет руку; мистер Стивен на вопрос о том, какой длины должно быть сочинение, отвечает: «Как мини-юбка», и пользы от этого мало. Марина никогда не падала в обморок и не ездила на велосипеде; она вряд ли смогла бы забраться на дерево. Она не ходит в бассейн из страха, что мальчики увидят ее купальник, и не записана в поэтический клуб, которого в школе попросту нет. В Кум-Эбби она явно не к месту.
И тут от Гая поступает предложение.
Восемь часов. В Вестминстер-корте рано поужинали: полочинта с грибами, капуста с тмином – кукорица, или это божьи коровки так называются? Рози, Жужи и Ильди едят датское печенье, пьют кофе (он-то точно называется кавичко), слушают по радио «Реквием» Моцарта, судачат о знакомых и смеются до слез. Своего рода счастье. Буто, говорят они, чуньо, – и Лора слабо улыбается: эти слова ей пора бы знать. Сестры Каройи снисходительны к ее неспособности выучить венгерский, как к какому-нибудь незначительному дефекту. Марина научилась считать до десяти и знает некоторые ключевые понятия: «тапочки», «помидор». Сегодня на кухне, размышляя над тем, до чего это трудно, Лора заглянула Ильди через плечо в поваренную книгу:
«Borjulab kirantva
A borjulabakat legelobb megkoppasztjuk a kovetkezo modon: Veszunk sarga szurkot vagy 15–20 dekat es megtorjuk egesz porra ket vastag papir kozott. Aztan a labakat egyenkent mindenutt nagyon jol dorzsoljuk be vele, fovo vizzel forrazzuk le es vegyuk ki az asztalra vagy tablara es sietve gyorsan dorzsolve huzzuk…»