- Ну, доченька, какого сокола ты зацепила! – часто говаривал отец, проводив дорогого гостя. - Теперь смотри, не упусти! Серьезный человек, Сергей Львович – миллионер.
В последние дни Масленицы, перед самым постом, видный московский фабрикант Аносов сделал Оленьке предложение, а на Красную горку сыграли свадьбу. Было девушке в ту пору восемнадцать лет.
Со временем она перестала робеть перед мужем. Сергей Львович был с Ольгой неизменно добр, внимателен и заботлив, он следил за тем, что бы у его молодой жены всегда хватало средств для портнихи и модистки. Ольга наблюдала за мужем, она знала, как крут бывает его характер, особенно в делах, касающихся фабрики, однако был он при этом рассудителен, никогда не принимал решения сгоряча, много раздумывал. В житейских делах, делах, связанных с их домом, Сергей Львович советовался с Ольгой, как с хозяйкой, а в общении с ней обходился мягко и терпеливо. Постепенно Ольга прониклась уважением к этому важному человеку, привыкла к совместному с ним проживанию и даже не заметила, что стал он ей близок, что начала она по нему скучать, любить поздние ужины и неторопливые вечерние беседы. Ей нравилось принимать гостей, в основном таких же фабрикантов и купцов, как и сам Сергей Львович. Ольга сдружилась с родной сестрой мужа – Марией Львовной и полюбила ее детей, Николеньку и Володеньку, проводила с ними много времени. Своих детей Бог им с мужем не дал.
Жизнь Ольги складывалась так, что ее можно было бы назвать вполне счастливой, но в эту весну она открыла для себя совершенно новую неизведанную доселе страницу. Не познавшая в юности восторга первой любви, этого ни с чем не сравнимого смятения чувств, рано и вполне удачно вышедшая замуж, довольная простым и привычным укладом своей жизни, Ольга только в двадцать восемь лет стала познавать прелесть случайных взглядов, осторожных слов, которые в глазах присутствующих не имеют ценности, но так много значат для тебя. Только теперь начало пробуждаться то самое женское, чувственное, истинное, что так долго дремало в ней.
Молодая женщина не понимала, что происходит, и осознание пришло как-то вдруг.
Вечером все сидели в плетеных креслах на террасе, наслаждаясь прохладой и непринужденным разговором. На круглом, убранном белой ажурной скатертью столе, возвышался огромный самовар, к чаю в серебряных вазочках были поданы привезенные из Москвы Сергеем Львовичем сладости: всевозможные помадки, подушечки, клюква в сахаре, обливные орехи и мармеладный горошек, а еще колотый сахар.
И в какой-то момент разговор перешел на предстоящую художественную выставку.
- А ты знаешь, Сережа, - сказала тогда Мария Львовна, - что Алексей на ней тоже будет представлять свою картину?
И в голосе ее прозвучала некоторая гордость, как будто она сама имеет самое непосредственное отношение к этому событию.
- И что же вы выбрали в качестве темы для работы, молодой человек? – вежливо поинтересовался Сергей Львович.
Алексей вдруг смутился. Обычно этот важный промышленник его попросту не замечал, да и сам вопрос был задан скорее из праздного любопытства, а не искреннего интереса. Юноша почувствовал, что краснеет, и, разозлившись на себя за это, стал громко, словно пытаясь заглушить голосом робость, сбивчиво отвечать:
- Я пока еще точно не решил. Хотелось поначалу пейзаж. Но сейчас, пожалуй, сцену на природе. Однако, хочется что-то не совсем обычное… я только ищу…
- Да полно, Алешенька! - перебивая, воскликнула Мария Львовна. – Конечно, ты найдешь, найдешь свою тему! Времени впереди еще достаточно. А ты, Сережа, верь мне, - повернулась она к брату. – Это очень талантливый мальчик. Он такой портрет Оленьки написал! Правда, еще не окончил. Но уже сейчас, слышишь, уже сейчас совершенно ясно, что портрет удался. Кому еще чаю?
И в этот момент Ольга вдруг поняла, что не хочет показывать портрет мужу, как будто было в нем что-то тайное, не для Сергея. Мысль эта пронзила ее острым болезненным уколом. И только тогда она осознала, что произошло за последние две недели, и как важен стал для нее этот нескладный нервный молодой человек, и как все это неправильно, как дурно… как… грешно… Ольга почувствовала себя канатоходцем, который стоит на одном краю натянутой веревки, а внизу – бездна, и надо пройти так, чтобы не упасть. Но самое страшное заключалось в том, что раньше она никогда по канату не ходила и не знает, как это делать. В тот вечер Ольга ни о чем больше не могла думать, как о своем открытии и том, что ее жизнь обязательно должна стать прежней.