Панически бегущая польская армия бросала их безжалостно и грубо, явно не рассчитывая больше когда-нибудь воспользоваться ими.
В одном месте у дороги, в болоте, лежала легковая машина. Какой марки неизвестно, так как ее уже засосало в трясину по самую крышу. Она лежала, так сказать, по горло в зеленой, малахитовой жиже. И лежала она так уютно и спокойно, как будто никогда, нигде, кроме болота, и не жила. Абсолютно акклиматизировалась.
Поминутно попадаются польские солдаты. Безоружные, они идут по двое, по трое, а то и поодиночке. Это не военнопленные, это не дезертиры. Это просто-напросто белорусские крестьяне, возвращающиеся домой после неприятной и невыгодной поденной работы в бывшей польской армии. Они идут с палочками в руках, прихрамывая - видно, понатирали себе сапогами ноги, - с чемоданчиками, сумочками, в зеленых шинелях, похожих на больничные халаты, небритые. Некоторые, наиболее хозяйственные, идут босиком, а сапоги несут за плечами - единственное полезное, что они вынесли с собой из постылой панской армии.
Им немножко совестно подтянутых, крепких, веселых и деловитых наших бойцов, которые гремят мимо них на танках, грузовиках, гусеничных тракторах...
Они снимают свои угловатые конфедератки и кланяются. Иногда просят табачку, хлебца.
Наши бойцы охотно с ними делятся. Свой брат крестьянин. Свой брат рабочий.
...Шоссе забито беженцами. Они идут пешком, едут на велосипедах, на подводах, наконец, на обыкновенных городских извозчиках с номером. Странно, необычайно видеть на козлах, рядом с извозчиком, господина в пенсне, с бородкой, в парижской шляпе, который везет свою семью бог весть куда. В пролетке на вещах сидит дама с детьми, какая-то старушка... Сзади к пролетке привязан, так сказать, запас горючего - несколько мешков овса.
И так - на всех дорогах...
Беженцы двигаются днем и ночью... Смешиваются с воинскими частями, сидят в лесу у костра. Многие приспособились к кочевой жизни. Научились свертывать свои одеяла на манер солдатских шинелей - в скатку - и носят через плечо.
Но паники никакой нет. Знают, что все кончено. Все самое страшное позади. Теперь поскорее надо добраться назад домой и начинать мирную жизнь.
Едем из Вильно в Минск. Везем последние номера "Виленской правды". Кабина набита кипами газет. Веревка развязалась, номера газет сползают на ноги. Чудесный, солнечный, холодный день. Сосновые леса. Быстрые облака. Шоссе, обсаженное березами. Знаменитое шоссе Москва - Вильно, по которому отступала армия Наполеона. В иных местах сохранились с тех времен березы. Огромные, вековые, почерневшие, с длинными плакучими ветвями. Настоящие верещагинские березы.
Изредка нас обгоняет серебряный самолет Гражданского Воздушного Флота. Он ныряет в холодных облаках, вдруг зажигается на солнце стеклянной звездой.
Вот по шоссе идет небольшой человечек в бобриковом картузе, с мешком за плечами.
- Здравствуйте, товарищи.
- Здравствуйте.
- Газетку не дадите?
Останавливаемся.
- Как не дать! Дадим. Последний номер "Виленской правды".
Знакомимся. Быстро возникает беседа.
- Вы кто такой, товарищ?
- Я сапожник. Из Вильно. Несу сапоги сыну. Он живет тут недалеко, в двенадцати километрах.
- Ну, как у вас дела?
- Дела ничего. Спасибо. Было плохо. А после того как пришли большевики, нам, мастеровым, стало гораздо лучше.
- А чем раньше было плохо?
Он смотрит на нас блестящими, наивными глазами.
- Как же не плохо? Безработица замучила. Летом есть работа - едим. А зимой нет работы - голодаем.
- Вы для себя работали или на хозяина?
- На хозяина. Хозяин имеет в Вильно обувной магазин. Мы вырабатываем для него изящную дамскую обувь последних моделей. Может, знаете, виленская обувь славится? Да...
- А вы сколько от хозяина получаете за пару?
- Мы получаем три злотых. Совсем нас хотят ограбить. Мы работаем, а он только в магазине сидит и на наши деньги себе дома строит. Несколько домов себе в Вильно построил. На наш труд. Ну, спасибо, теперь товарищи пришли. Теперь будем жить по-другому.
- Как же?
- Сделаем артель. Будем на себя работать. У вас можно еще один номерок газеты взять? Народ очень интересуется, что товарищи пишут.
- Пожалуйста. Возьмите пяток. Дайте людям. Пусть читают.
- Спасибо, товарищи.
- Добрый путь, товарищ.
- А в Москву поехать скоро можно будет? Интересно посмотреть, какая у вас Москва.
- Скоро, скоро.
- Спасибо, товарищи.
- За что?
- За то, что пришли.
- И вам спасибо.
- За что?
- За то, что хорошо наших товарищей красноармейцев встречаете.
- Как же плохо встречать? Они наши братья.
- Ну, будьте счастливы.
- Взаимно.
Наша легковая машина шипит, кряхтит, шумит, трогается с места и весело бежит дальше, пугая непривычных к автомобильному движению крестьянских лошадей.
Вот жнивье. По жнивью ходят коровы. Мальчик-пастушок в конфедератке до ушей, в худом пальтишке, подпоясанный веревкой, идет за ними.
- Здорово, молодец!
- Здравствуйте, товарищи!
- Чьи коровы?
- Чьи? Известно чьи. Панские.
- А у вас своих коров нет?
Мальчик весело открывает мелкие белые зубы. Жмурится против солнца.
- Нет.
- А земля есть?
- Две десятины.
- Семья большая?
- Восемь человек.
- На восемь человек две десятины?
- Ага.
- Чья же вокруг земля?
- Помещика.
- Сколько тебе помещик платит за то, что ты пасешь его коров?
- Тридцать злотых в год.
- Это что ж выходит - два с чем-то злотых в месяц?
- Ага.
- Много?
- Зачем много? Мало.
- Как же вы живете?
- Бог знает.
- А бог есть?
- А как же. Есть.
- Где же он?
Мальчик щурится еще больше и показывает пальцем вверх:
- А на небе.
- Кто тебе сказал?
- Ксендз.
Мальчик подходит к автомобилю и с детской жадностью рассматривает колеса, стекла, фонари.
- Хочешь быть шофером?
Его глаза загораются:
- Ага!
- Ну, так в чем же дело? Бросай своих панских коров и садись, мы тебя повезем учиться.