«Стой».
Ментальный сигнал, но иной, совершенно не похожий на недавний контакт с архимагом. Интуитивно я понял, что принцип связи другой. Импульс посылает не чей–то мозг, а отражение моего собственного.
Да, именно так. Пока я смотрю на Глаза и Слезы, я в состоянии понять Бога через себя.
«Почему ты здесь?» — ко мне обратился вулкан.
— Не знаю, — в голос ответил я.
Мне казалось, что я шел вперед, но неосязаемая преграда не давала телу двигаться. Я продолжал попытки, но результата они не приносили.
«Почему ты здесь? — повторил вопрос, грохочущий водопад. — Разве это место не для избранных?».
Что за бред? Я ничем не хуже остальных, а в чем–то может и лучше! Но для своей же безопасности нужно быть осторожным.
— Я… избранный?
«Нет!! — шквальной ответ урагана, от которого я чуть не упал. — Зачем ты здесь?».
— Я избранный! — не мой, чей–то другой крик разлетелся по белой пещере, а эхо вторило ему несколько раз.
«Возможно, — пророкотало, наконец, землетрясение. — А возможно и нет. Чем докажешь, что достоин?».
— Я разделю с тобой твои слезы. — Произнесли непослушные губы, словно и не я ними управлял.
«Ты сможешь? Никто не в состоянии разделить мою ношу!». — Возразила молния и практически осязаемая боль разрезала меня напополам.
Выпучив глаза, я свалился на одно колено, но что такое боль по сравнению со злобой? Мои глаза, наливаясь кровью, яростно расширились. Я все еще смотрел на две стекающие по каменным щекам полоски.
— Я смогу!
«Нет, не сможешь». — Повторило цунами и я вновь оказался на земле.
Пол был чудовищно гладким и холодным. В голове звенело от шума всех стихий, глаза затопило темнотой. Но я все равно видел Слезы Бога.
«Ты не можешь меня остановить! Я знаю, что могу… могу… могу…». — Я даже не заметил, что с моих губ не сорвалось ни звука.
Никто больше не отвечал. Я решил не вставать, отдавшись на милость холодному полу и ментальному истощению. Мозг горел и думать было больно, но вскоре я вновь услышал гул водопада:
«Встань. Можешь подойти ближе. Ты не такой как все, кто приходил до тебя. У тебя нет стен, и нет фундамента, нет крыши и нет абсолютно никакого желания. Ты — другой. Подойди».
Встать было сложно, и я не помню, как это сделал. Не запомнил я и то, как подошел к нише, куда стекали «слезы», оперся на нее руками. Стоял некоторое время, совершенно не думая ни о чем. Я истощил свой запас мыслей не только на сегодня, но и на всю жизнь.
«Чего ты ждешь, Другой?».
Руки в локтях задрожали и я не мог уже удерживать тело. Голова сама собой наклонилась к золотой нише и я стал пить. Жадно, быстро… и с сожалением. Ледяная вода растекалась по моему телу, быстро сменяясь горячим огнем, зажегшимся у меня внутри. Колючий ветер забирался в каждую пору, а песок и земля забили глаза, нос и рот.
Я пил и не мог остановиться, с каждым глотком вбирая все больше и больше неведомой доселе силы. Это было похоже на вчерашний поцелуй. Я почувствовал себя горой, на чьей вершине веками лежат снега, почувствовал ураганом, летящим на встречу диким холмам, вулканом — чье извержение унесет с собой жизни целого города; подземным толчком, от которого канет в никуда весь континент. Я почувствовал всю силу и мудрость мира, который раньше возвышался надо мной…
В те секунды все было по–другому.
Я испугался. Глаза не видели, кожа немела, я оглох. Оторвавшись от ниши со Слезами, я сделал несколько шагов назад. Споткнулся и чуть не упал, сердце заколотилось в сотни раз быстрее, я знал, что его обволакивает огонь.
Сделав последнее усилие, я напрягся и изо всех сил закричал. Мой крик мощным эхом прошелся по пещере, снося магическим потоком все на своем пути. Маги, которые так и не сдвинулись с места, пробками отлетели в стороны, врезаясь в статуи, пол, стены.
Я потерял сознание, но перед этим все–таки сумел разлепить веки. Статуя каменного Бога не изменилась, но из Глаз прекратили лить Слезы. Прошла целая вечность, когда из левой роговицы пошла вода, но правая — осталась сухой.
Мне снился ужасный сон. Сути я не улавливал, но было плохо. Переживая каждую деталь, я страдал от любой мелочи. Изредка просыпался, но потом сразу же впадал в беспамятство, откуда выныривать с каждым разом оказывалось все труднее.
Кровь скапливалась в правом глазу и тоненькой струйкой скатывалась по щеке. Я то и дело вытирал ее, наблюдая за ужасами, творящимися в моей голове. Как хорошо, что просыпаясь, человек забывает свой сон, а иначе я сошел бы с ума.
В который раз перекатываясь на бок, тело свалилось с кровати, после чего я открыл глаза. Темно. Все болит и сразу же вспомнилась Баржуанская тюрьма, куда меня закинули по наводке врагов много лет назад. С трудом повернув шею, я разглядел тоненькую щелочку света, прорывавшуюся сквозь закрытую дверь.
Нет, в Барджуане было хуже, решил я, вспомнив, что не наблюдаю никакой сырости и вони. Вокруг сухо и тепло, что мне даже нравиться. Но если это не Барджуан, тогда где я? Последнее что я мог вспомнить, был портал, маги, архимаг, огромная каменная статуя, а потом… черт… ничего не помню!
Но самое главное в следующем: раскрыли ли меня? Поняли, что я никакой не маг?
— Я требую, чтобы меня впустили! — послышался властный женский голос. — Это мой сын, пропустите меня немедленно!
За дверью явно о чем–то спорили, я прислонился ухом к поверхности, чтобы лучше слышалось.
— Леди Дюран вы должны понять, что случилось нечто очень странное. У нас есть основания считать, что со Статуей Стихий что–то произошло. Ваш сын был там, и он — единственный свидетель. Пока мы не разберемся в этом, то, увы, ничем не сможем вам помочь. Извините.
— Вы что совсем с ума сошли, Миргард?! Мой муж высший маг, он вас в порошок сотрет! Немедленно пропустите меня к сыну, или я не отвечаю за себя! Вы хотите окончить вашу карьеру здесь и сейчас?
— Нет, леди Дюран, но вы должны уйти. Маг Дархан в беспамятстве уже четвертые сутки. Я не думаю, что он придет в себя только из–за того, что его решила посетить мать.
— Что за тон, Миргард? — возмутилась женщина. — Ты уже забыл, кто дал твоей дочери направление в Академию Королей?
Я отошел от двери, на ощупь отыскивая кровать и свои вещи. То, что я еще жив, несказанно меня обрадовало, но перспективы открывались самые нерадужные. Если миссис Дюран все же пустят к ее сыночку, она может его… как бы помягче выразиться… просто не узнать. А если мать не узнает сына, то уж явно не станет обнимать и целовать.
Медальона на шее не было, да и черт с ним. Кому она нужна, глупая серебряная безделушка, когда надо уносить ноги? Я стал разбираться со своей одеждой, замирая всякий раз, когда за дверью кричали особо громко. Леди Дюран угрожала Миргарду, что его дочь вышвырнут из Академии, но тот ни в какую не соглашался пропустить ее ко мне. Умница, так держать.
За короткие минуты я разобрался где штаны, а где рубашка, а после пообещал, что если выживу, то обязательно вернусь в ряды инженерных войск. Все–таки быть сапером это круто — роешь, окапываешься, отступаешь и опять роешь. Риск быть убитым минимальный, а жалованье хорошее. К тому же кормят в последнее время все лучше и лучше. Саракин заботиться о своем войске.
Неожиданно мои руки наткнулись на светильник. Подарок судьбы, решил я и аккуратно зажег его. Комната оказалась небольшой, без окон и только с одной дверью. Ну точно тюрьма, подумалось мне, только решеток и ведра в углу не хватает.