Как-то поздно вечером она тихонько приоткрыла дверь его комнаты:
– Ты спишь?
Ник лёг давно, но сна не было.
– Заходи.
Юлька пододвинула к дивану кресло и забралась в него с ногами. Они долго молчали о чём-то, потом незаметно разговорились. Разговор был какой-то странный: вроде невесёлый, но не тяжёлый. Бывают такие разговоры «а помнишь…», «а ещё вот было…»
За окном где-то сбоку показалась луна, незаметно вылезла вся, и теперь висела, как в раме, огромная, красноватая, заливая комнату призрачным светом.
– Помнишь, ты говорил, зачем живёт человек?
– М-м, – утвердительно промычал Ник.
– Тогда зачем ты сейчас живёшь?
– Да я вроде и не живу… Чёрт его знает…
– Обидно. И так мало человеков среди людей, – в голосе Юльки проскочило что-то, отозвавшееся в душе Ника звенящей болью. Он потянул её за рукав и чмокнул в нос.
– Юлька. Ну, может быть, я ещё не совсем пропал… Завтра выживаем?
– Несомненно. Ну ладно. Извинишь?
– Всё нормально. Ты молодец, сестрёнка… Спокойной ночи.
– Хай.
***
Утром Ник проснулся и почувствовал, что живёт. Ему совсем не было легко, но голова была удивительно ясной, мысли не метались бессвязными обрывками, и тяжёлое безразличие не придавливало к дивану.
В это утро впервые за месяц Нику пришла, наконец, в голову мысль, что во всём есть какая-то несуразность. На бегу утром и за завтраком, и в очереди в сберкассе он пытался сообразить, в чём же дело, и вдруг, на пути из банка домой, он понял: фотографии!
Перед глазами объёмно и отчётливо возникла картинка: следователь протягивает ему небольшую стопку карточек, и на верхней – крупно бедро Светы и десяток маленьких чёрных точек вдоль вены… В тот день казалось, какое это имеет значение, если её уже нет. Нет!
Но сейчас вспомнилось и другое: полумрак, разметавшиеся волосы, нежные тонкие пальцы и матовая белизна кожи… Ник мог поклясться, что за неделю до этого кошмара не было никаких следов от инъекций. Да и вообще, ну что за невозможная ерунда! Света – наркоманка? Чушь само по себе, но чтоб ещё и он ничего не знал? Это просто смешно. В конце концов, они ведь жили практически вместе последние месяцы…
«Неделю до того… За неделю… что же могло…» Он вдруг остановился, едва не уронив сумку, огляделся, на негнущихся ногах подошёл к скамейке, сел, сжав голову руками. «Бабочки. О чёрт! Машина времени! Не может быть…»
Посидев минуту, Ник вскочил, подхватив сумку, и бросился домой. По дороге уверенность в правильности сумасшедшей догадки всё больше вытесняла последние вопли разума о том, что это невозможно. Десятки мелких фактиков, проходивших раньше мимо него, складывались в стройную картину: неуловимо изменившаяся Юлька, странные слова Дядьки в последнем разговоре, вся эта белиберда со Светой, ещё и ещё…
Как ни странно, вместе с доводами против уходила и паника, охватившая было его в первый момент. Пришло холодное спокойствие и план действий. «Сначала всё перепроверить. Потом к теоретикам. Ковалёв, помнится, говорил что-то о связи с вероятностными характеристиками… К нему. Если, конечно, в этом мире есть Ковалёв, – Ник нервно рассмеялся. – Составить бумагу Дядьке, потом… Там разберёмся».
***
Когда знаешь, на что надо обращать внимание, видишь удивительно много. Уже назавтра Ник с недоумением спрашивал себя, как он мог жить здесь целый месяц и ничего не замечать. Мир вокруг был другой. Почти такой же, почти неотличимый, но другой. В этом Ник убедился стопроцентно и сейчас сидел, ломая голову, как объяснить происходящее. С одной стороны, вроде бы подтверждалась «теория бабочек» – куда уж нагляднее: полёт в прошлое, вмешательство, а по возвращению… Загвоздка была в том, что он никак не мог вызвать таких изменений! Ведь сдвиг в прошлое составлял каких-то семь-восемь часов. «Ну как, чёрт возьми, из-за этого с купола Казанского собора мог исчезнуть крест? И Света…»