Несложные рассуждения и элементарная логика уже в десятый раз приводили Ника к одному и тому же выводу: Машина, перемещаясь во времени, одновременно переместилась в некий параллельный мир. И Нику такой вывод очень не нравился, потому что давал ответ только на один вопрос – что же произошло, но взамен рождал столько новых вопросов, что Ник терялся.
Ковалёв уловил суть идеи с полуслова, тут же схватил карандаш, бумагу и погрузился в плетение формул, забыв обо всём. Минут через двадцать он оторвался и пробормотал:
– Ты понимаешь, что-то есть в этом… Но тут работы на месяцы! Параллельные – ерунда, конечно… Тут варианты, вероятности… Но независимые. В этом соль. Слушай, я тебе звякну, как мысль оформится… – и опять уткнулся бородой в свои каракули.
Ник тихо вышел, притворив дверь.
***
Ковалёв позвонил через четыре дня. Конца расчётам видно не было, но он нашёл ниточку, за которую можно ухватиться, и теперь кричал в трубку:
– Ник! Это же элементарно! Представь: единое хроно-вероятностное поле. Все варианты развития не ветвятся как дерево, а изначально существуют. Ну да, это твоя идея. Только они не параллельные, они… как бы расходятся из начальной точки. И самое главное, что получается: при движении вдоль линии развития объект создаёт некое возмущение поля, которое вызывает появление вероятностной неопределённости, понимаешь? Принцип неопределённости. То же самое. То есть даже простой прыжок, даже без какого-либо вмешательства приводит к потере изначальной вероятностной линии… А если ещё совершать какие-то действия, то… Слушай, ну сложно это словами, ей– богу…
– Да я, в общем, понял… А почему все всегда возвращались? И отличий не было?
– Обычная статистика. Неопределённость ведь очень невелика, с одной линии ушло, на другую попало, а с этой – ещё на другую… И так далее, линий ведь бесконечно много, происходит взаимная компенсация. Конечно, полагаю, на линиях с большими вероятностными отклонениями может происходить всё, что угодно…
– То есть при путешествии во времени теряешь свою линию раз и навсегда? – голос Ника звучал почему-то совершенно спокойно.
– Похоже, так и есть. Хотя в нашем случае это несущественно, все наши эксперименты, слава Дядьке, вызывали настолько мизерные неопределённости, что линии можно считать идентичными. Тут правда тоже неясность, коли уж такая петрушка пошла, сто против одного, что вероятность тоже дискретна… Но это мелочи по сравнению с глобальнейшим следствием: вся наша жизнь – блуждание по этим линиям! Без всяких машин времени. Каждый раз принимая решение, что-то совершая – мы не ветвим будущее! Мы просто перемещаемся с линии на линию… Грандиозно! Ну, в общем, мы через пару недель, думаю, основу накидаем; я тут Саню припахал, да ещё ребят. Дядька подъедет – вот бомба-то ему! Ну, пока.
Ник тихо положил трубку. «Ну и вот. По большому счёту ему всё равно, почему бы и не здесь. Светы всё равно нет, работа – та же. Никто вроде бы не изменился… Юлька, Дядька… Какая разница, где жить?»
Он понимал, в чём дело. Безумная надежда, что всё можно поправить, вспыхнула и угасала, вновь переворачивая душу. Конечно, можно мотаться взад-вперёд по этим бесчисленным вероятностным линиям, пока не потеряешься окончательно в путанице времён и вероятностей… И даже если найти тот мир, что по душе, другой Ник окажется здесь, на этом месте. А ведь кого во всём винить? Десяток мимолётных ненужных слов и вот… И всё же в глубине души зудело: «Мазохист! Какое тебе дело до того, кто тут окажется? Ты ведь на самом деле имеешь возможность всё вернуть… Всё вернуть!»
***
Гудров появился рано утром. Ник ещё не встал, но, едва проснувшись, подумал: «Дядька. Человек-тайфун. И как один человек способен производить столько флуктуаций в окружающем пространстве?»
В комнате работал телевизор, на кухне орало радио, там же раздавался звон посуды, в ванной шумела вода, трезвонил телефон. Дом сошёл с ума.
Ник натянул штаны и, протирая глаза, открыл дверь в коридор. Из двери напротив показалась такая же заспанная и помятая Юлька. Последовал короткий разговор:
– Ну и рожа!
– На себя посмотри…
Они одновременно двинулись на кухню, столкнувшись плечами, а навстречу выглянул Гудров: