«Я в галерею и сразу назад. Катя».
– Лешк, ты это видела? – крикнул Ромка, протягивая сестре бумажку.
– Не-а. – Лешка прочитала написанное. – Странно. Как она сама туда доберется? И почему меня не подождала?
– Наверное, потому, почему и я. Завтра праздник, многие магазины будут закрыты, и галерея, вероятно, тоже, а ей, значит, там что-то понадобилось. Она у нас шустрая, не переживай, не заблудится. Лешк, а ты-то ела? Хочешь кусочек? – великодушно предложил он, протягивая сестре свой необъятный «чизбургер».
Лешка покачала головой:
– Нет, я дождусь Катьку. И чего она там забыла? Вечер скоро. А что это ты принес? – вспомнила она о непонятном предмете, с которым ее брат явился домой.
– Что надо, не трогай! Потом покажу! – крикнул Ромка.
Но Лешка, не слушая его, развернула бумагу и обнаружила под ней чистый холст на подрамнике. Удивлению ее не было предела:
– Ты это что, картину вздумал писать?
– Ага, – с набитым ртом подтвердил брат.
– Но ты же не любишь живопись и собираешься быть детективом! – поразилась Лешка, но Ромка остался невозмутим:
– И что? Одно другому не мешает. У всех великих сыщиков было хобби. Шерлок Холмс на скрипке играл. А Ниро Вулф разводил орхидеи.
Однако Лешка никак не могла взять в толк новую затею брата.
– Но раньше ты собирался стать писателем!
– То совсем другое дело. Писательство – не хобби, а профессия. Оно отнимает слишком много времени, ему надо посвящать себя целиком. А картину сотворить – раз плюнуть. Что я, квадрат не нарисую? Или вот этот, как его, супрематизм?!
Отложив свой «чизбургер», Ромка достал из сумки лист бумаги с картиной, скопированной из журнала Дарьи Кирилловны.
– Всего и делов-то, – хмыкнул он, – подумаешь, несколько линий и прямоугольников. Я холст купил и краски, не масляные, правда, а акриловые, с ними проще, их можно водой разводить. И размерчик холста тот, что надо, международный, плакатный, девяносто на шестьдесят, то есть мою работу можно будет сразу на каком-нибудь крутом аукционе выставить.
– Какой же ты наивняк! Думаешь, это так просто? Почему тогда другие этого не делают? Квадраты и линии не рисуют?
– Сама такая, – парировал Ромка и сморщил нос. – Может, никто не догадывается? Но, конечно, способности надо иметь. И выдумку. Я же не стану никого копировать. Если у вашего Матисса красные рыбы в воде плавают, то у меня, может, желтые попугаи по комнате летать будут. Я ведь запросто могу своего Попку с натуры зарисовать. Но лучше, конечно, абстракцию написать. Это уж совсем нечего делать.
С этими словами он поставил на стул, как на мольберт, холст и принялся искать карандаши.
Лешка не стала с ним спорить. Пусть себе рисует, если ему так хочется, вреда не будет. Услышав знакомую мелодию, она прошла на кухню и сделала погромче радио. Но ее любимая песня тут же сменилась новостями. Лешка решила их переждать, прислушалась к словам диктора, а затем повернула ручку на полную громкость и закричала во весь голос:
– Рома, ты только послушай! В галерее пожар! В той самой! Там, куда наша Катька поехала!
Ромка, бросив свое занятие, прибежал на кухню и взглянул на часы:
– Может, она уже оттуда ушла?
– А если нет? Мы же не знаем, когда он начался. Что делать, а? Мы ведь за нее отвечаем! А мама с папой уже скоро придут, и Александра Юрьевна тоже. Что мы им скажем? – Лешка, вне себя от волнения, заметалась по комнате.
Ромка швырнул Дику недоеденный «чизбургер».
– Чего зря рассуждать? Бежим скорее!
Лешка судорожно схватила сумку, поискала ключи. Мигом одевшись, брат с сестрой вылетели из дома.
– И чего ее туда понесло? – всю дорогу вопрошал Ромка, но Лешка ему не отвечала и лишь мысленно подгоняла поезд метро.
Брат с сестрой прибежали к галерее, когда пожар уже потушили. Ни дыма, ни огня видно не было, только чувствовался сильный запах гари. Возле дома осталась одна пожарная машина, и хозяин галереи взволнованно обсуждал что-то с мужчиной в униформе.
– А где Катька? – подбежав к галеристу, спросила Лешка. – Вы не видели нашу Катьку?
Павел Петрович с недоумением перевел на девочку усталые воспаленные глаза, и в них вспыхнул проблеск узнавания:
– А, вы у меня, кажется, с Ариной были?
Лешка закивала:
– Да, да. Так где Катька-то? Куда она подевалась?
Богачев отрицательно качнул головой:
– Откуда мне знать, где ваша Катька? Тут видишь, какая история приключилась. Отошел на минутку, чего никогда не делаю, вернулся – все полыхает. Не узнаешь, откуда беды ждать.
– И большой убыток? – сочувственно спросил стоящий рядом с ними любопытствующий старичок.
– А вы как думали? – тяжело вздохнув, Павел Петрович скрылся в черном зеве своей погибшей галереи.