— Слишком сложно для меня, — признался Лисснер.
— На самом деле, нет. Произошло следующее. Убийца приезжает на станцию Лью в грузовике, который он украл у телефонной компании и представляется телефонным мастером. Ранее он повесил на будку табличку, чтобы держать ее свободной для своих манипуляций внутри будки. Затем он прячет под полку с телефонными справочниками небольшой отрезок картонной или пластиковой трубки длиной дюймов пять. Кусочками изоленты прикрепляет трубку к полке, получается что-то вроде направляющего дула. Полка находится примерно на уровне чуть ниже лопатки человека ростом с Таунсенда. Убийца помещает нож в трубку, диаметр которой немногим больше диаметра деревянной рукоятки. Висящие на цепочках справочники — идеальное прикрытие смертоносного приспособления. Любой, кто войдет в будку, ничего не заметит. Вот Таунсенд не заметил, и поэтому умер.
Стоун ждал вопросов. Но их не было.
— Присоединив к заднему концу трубки-дула гибкий шланг, — продолжал Стоун, — также, вероятно, из пластика, убийца пропускает его через вентиляционное отверстие внизу будки и выводит наружу. Чтобы шланг не болтался на виду, убийца фиксирует его проверенным способом — отрезками изоленты — к алюминиевому обрамлению в незаметном месте будки. Дальше он идет к островку, соединяет имеющийся там воздушный шланг Лью со своим и делает вид, что проверяет колесо. Спустя несколько секунд Таунсенд заходит в будку. Сжатый воздух, пройдя по шлангу, с силой выталкивает смертоносный снаряд, в нашем случае это нож для колки льда, из невидимого дула прямо в сердце Таунсенду. Помните, от островка со шлангами будка видна как на ладони. Как только острие вошло в спину ничего не подозревающего Таунсенда, убийца резким рывком, в буквальном смысле, «сматывает удочки», садится в грузовик и уезжает, пока Лью и другие устраивают суматоху вокруг будки, в которой человеку стало плохо. К несчастью для убийцы, его подвел маленький кусочек изоленты, который оторвался от шланга, но чудом не отклеился от рамки. Вопросы есть?
Лисснер тупо уставился в одну точку.
— Должен признать, — проговорил он, — моя слишком упрощенная версия не учитывает такой научно-технический подход, но он действительно объясняет все те мелкие, беспокоившие нас детали, и связывает их в единое целое.
— Хорошо, предположим, убийца играл роль телефонного мастера, — не унимался Кёртис. — Но кто он? Имя! Личность его не установлена, «пальчики» он оставить не удосужился. Мы знаем только, что это был некто, переодетый в телефонного мастера, и всё!
Реакция подчиненных на его тщательно проработанные выкладки была совсем не такой, на какую рассчитывал Стоун. Предоставив им несколько минут, чтобы они по достоинству оценили его умственные усилия, он встал и подошел к окну. Да уж, ничего не нашли лучшего, как поставить посреди полицейской парковки огромный билборд.[8]
Поморщившись, Стоун отвернулся от окна.
— Случайно не ты? — съязвил он в сторону Кёртиса. — Я знаю, кто он. Мы должны принять как факт — убийство было задумано таким образом, чтобы пустить полицию по ложному следу. Совершить убийство в предложенных обстоятельствах было вроде как невозможно, вот ты и клюнул, Фред, на самоубийство, для которого, безусловно, у Таунсенда была веская причина. Убийца — тот, кто знал эту причину.
Поспешность была слабым местом Кёртиса.
— Вагнер! Он единственный, кто знал, что у Таунсенда неоперабельная опухоль. У него хранился яд, он с легкостью мог инсценировать ту кражу наркотиков. То, что Вагнер выигрывает от смерти Таунсенда в личном, а в перспективе и в финансовом плане, ясно как божий день!
— Да, Вагнер знал, что Таунсенд обречен, — спокойно ответил Стоун на выпад Кёртиса, — но весьма сомнительно, что он вообще знал о каких-то невероятных страховых суммах, тем более, что случай-то Таунсенда был не страховым. И даже если он знал, что Таунсенду каким-то образом удалось заключить страховой договор, у него не было никакого стимула убивать, да еще так картинно-вызывающе, поскольку Таунсенд в скором времени должен был умереть сам, по естественным причинам. Сейчас мы знаем, что Таунсенд никому не рассказывал о смертельном заболевании. В семье ничего не знали. Вагнер, а я склонен ему верить, также держал язык за зубами. Но кому-то Таунсенд, должно быть, проболтался или признался с горя. Этот кто-то его и убил.