Через неделю, когда надежды на возращение блогера рухнули окончательно и небо окрасилось багряным заревом, Матвею позвонил старый приятель. Не то чтобы близкий, но и не далекий. Степа Нестеров из параллельного класса. Человек, говоривший про себя: «Моя жизнь как русский бунт — бессмысленна и беспощадна». Окончив после школы журфак, трудился он когда-то корреспондентом местной газеты, пока та не превратилась из бумажной в цифровую. И, соответственно, не могла больше содержать многолюдный штат. Степа перешел на вольные хлеба, публикуясь в интернет-изданиях, преимущественно желтых. Стабильно, раз в неделю, захаживал к Бердяеву выудить какую-нибудь сенсацию. И из любой банальщины типа коммунальной драки мог сотворить великолепную клюкву о раздвоении личности или наследнике Джека-Потрошителя, книгу про которого сочинял последние пару лет. Одним словом — мастер фейка международного класса. Или просто — мистер Фейк.
В тот день он был краток и таинственен. «Надо встретиться. По-тихому. Есть инфа по, Китаю».
Матвей не очень обольщался насчет инфы. Скорее, Степа снова будет выуживать секретные факты, пользуясь близостью с опером. Но на встречу поехал. И на старуху бывает порнуха.
Нестеров плотно сидел на фастфуде и пиве, с каждым днем расширяясь в щеках и талии. Затяжной финансовый кризис и, как следствие, жизнь в родительском гнезде с мамой, а не женой. Поэтому встретились не в кафе, а в салоне бердяевского «Соляриса». Независимый журналист по большому секрету поведал, что знаком с великим блогером Китаевым и даже поставлял ему информацию на коммерческой основе. Мужик, мол, с деньгами, но прижимистый.
— Не ты его, случайно? — сразу уточнил опер.
— Веришь, нет. Но, если честно, парень давно по лезвию ходит. Его точно того? — Степа провел ребром по шее.
— На девяносто девять процентов.
— Почему труп не оставили?
— Без него не осудить, даже если раскроем. Но, Степ, ты, кажется, сам что-то хотел рассказать, — напомнил Бердяев, подозревая, что с него тянут инфу и на старуху не бывает порнухи.
— Да… Само собой… Ты слышал, что Алмазов обещал премию? Знаешь сколько?
— Лям?
— Уже два. Поднял планку.
— И что?
Степа запустил руку в карман потрепанной разноски и извлек наручные часы. Мужские. «Омега». Недешевая вещица.
— Это Толика. Подарок от бывшей. Там гравировка.
Матвей взял часы. «Толику от Ани с любовью». Да, платные сортиры не такой скучный бизнес. В парке Гагарина, кстати, тоже красуются.
— Откуда? — напрягся Бердяев.
— Вчера на рынке мужик предложил. По дешевке. Почти даром. Я купил, потом мужика проследил. Есть адрес.
— Чего ж ты кота тянешь?! Гоним! — Матвей протянул руку к замку зажигания.
Степан победоносно улыбнулся.
— Что, купился? Шучу! Ими со мной Толик расплатился. Где-то за неделю до пропажи. Я ж говорю, мужик прижимистый. А котлы ему на фиг не нужны. С такой-то надписью.
— Тьфу ты, — Матвей расстроился не столько из-за пранка, сколько из-за дешевого попадалова, — ну и шуточки.
Толстоликий мистер Фейк убрал улыбку, по-шпионски бросил тревожный взгляд в окно «Соляриса» и перешел на шепот, видимо, считая, что кто-то лежит в багажнике и подслушивает.
— Моть, давай так. Да — да, нет — нет. И только между нами.
— А давай! Не тяни, шутник.
— Мне бабки во как нужны. Книгу написал, а издатели не берут, мол, не формат. С торгашами договорился, выставят на продажу, но издавать за свой счет. По деньгам где-то лям нужен, если с картинками и в хорошем переплете. Кредит не дадут, у меня история зашкварная. Короче, есть мужичок знакомый. Судимый. Дважды. У него лимфома запущенная. Месяц осталось, не больше. Просил, чтоб я с ментами поговорил. Короче, он готов на себя Китайца взять.
— Зачем? — настороженно уточнил Матвей.
— Деньги его дочке нужны. Взяла ипотеку и под санкции попала. Тоже край. Я его как бы тебе сдам, ты задержишь, там оформишь всё. Алмазов заплатит. Без вариантов. Откажется платить — его так умоют в сетях, дворником будет, а не губером… Половину зэку, половину нам. Плюс тебе показатель, слава и почет.
Матвей усмехнулся.
— То есть ты вот так цинично предлагаешь заработать на убиенном блогере Анатолии?
— Ой, можно подумать, сами святые.
Да, не святые… Как рубить палки, даже на ровном месте, Матвея научили. С самого первого дня, когда он застукал на месте преступления любовника хозяйки квартиры… Как его… Макаров, Миронов… Не суть. Интересно, откинулся уже? Матвей урок усвоил. Он не вел счет реально раскрытым преступлениям. Да и что там вести? Их почти не было. Раскрывал то, что само шло в руки, но очень грамотно преподносил руководству, поэтому и висел на доске. Ну и без лукавства, конечно, не обходился. Где для торжества справедливости совсем немного не хватало улик, но имелась полная уверенность в виновности гада. Вот с уликами и лукавил. Как говорится — факты не должны мешать правде. Но то, что предлагает Степа, — за гранью. Даже по чисто техническим причинам, не говоря уже о моральных.