Удрать с места аварии последние не смогли. И не потому, что потеряли ориентацию вследствие удара. Стали обсуждать, во сколько встанет ремонт тачки.
— А потом баба меня за волосы схватила, я с дороги и слетел.
— Девушка.
— Не, девушки так не хватают.
— Ладно… И зачем вам эти причиндалы? Вы реально сатанисты?
Гопник Филипп замялся, словно монашка в мужской тюремной камере.
— Батя… Попросил.
— То есть, батя — сатанист?
— Нет… Он мастер жилконторы…
Да, точно. Фамилия Филиппа показалась бдительному оперу знакомой. Конечно, такую же носил мастер, заявлявший о глумлении над стенами.
— И зачем ему это?
— Так… Стену же перекрашивать надо. Краску покупать.
— И что?
— Так он у мамы покупает… У нее магазин. А сатанистов мы не любим. Кошка уже дохлая была.
— Какая кошка?
— Ну… голову у которой отрезали.
Ну все понятно. Маленький семейный бизнес по распилу городского бюджета. Но теперь, собственно, главный вопрос.
— Красавина знаешь?
Мотя, хоть и получил травму головы, уже сообразил, что ответ будет отрицательным. Где «Порш», а где «Гранта»?
— Не-е-е… Это кто?
Жаль. Такая операция — и коту дохлому под хвост. Хорошо хоть палку за порчу имущества срубили.
У пресс-службы на этот счет было иное мнение. Тем же вечером по центральному городскому каналу прошел сюжет о том, как капитан полиции Матвей Бердяев, доверенное лицо Ильи Викторовича Алмазова, рискуя жизнью, пресек деятельность секты сатанистов, планировавших человеческие жертвоприношения. В секту входило около двадцати человек, ими была осквернена церковь и совершена масса других преступлений. Текст сопровождался картинкой с камер видеонаблюдения, где храбрый герой висел на капоте главаря секты некоего Филиппа Еропкина, ранее судимого вурдалака.
И снова соцсети с лайками и комментариями. Кое-кто на полном серьезе предлагал назвать именем Бердяева улицу. Косвенно такое развитие событий сказалось и на Алмазове — его рейтинг скакнул вверх, и он уже опережал действующего губернатора на пару процентов.
Но самое забавное, что в полицию добровольно пришел мажор Красавин, пробивший через сети, что Татьяна общается с самим Бердяевым. И от греха подальше признался в наезде на пенсионера. Испугался он не закона и не Мотю, а его покровителя Илью Викторовича. Видимо, папа объяснил сынку, кто это такой и что он может.
Копилка подвигов наполнялась.
У самого героя тем же вечером на квартире состоялся серьезный разговор с женщиной, ради которой он прыгнул на капот.
— Таня… Что случилось? Мы ж договорились — пить для блезиру.
— Извини… Наверно, это алкоголизм. Я пью с пятнадцати. У нас там все пили, иначе не выжить. Поэтому, если вижу рюмку, удержаться не могу. Как можно пить понарошку? Я все делаю по-настоящему. Ходила к наркологу, но он сказал — поздно…
— ?
— Ладно, шучу… Выпила и выпила. Нашло что-то… Толю все равно не вернуть. Ну найдем уродов, получат лет по пять, а через год выйдут. Вот и вся справедливость.
— А зачем в маши…
Татьяна жестко перебила.
— Давай без допросов? Надоело.
Она резко толкнула Мотю на тахту, навалилась сверху и заткнула его рот силовым поцелуем.
Сиамский кошак, замерев, наблюдал за происходящим, но когда в него прилетел бюстгальтер, предпочел уйти на кухню от греха подальше. Потому как грех был славный.
…Утром зашла бедная Эльвира. С темными кругами под глазами и запахом вульгарных духов, плохо заглушавших перегарный выхлоп.
— Привет, Моть… В общем… Стас согласен.
— На что?
— На харассмент… Один раз.
Эльвира опустила глазки в пол и покраснела, словно комсомолка в секс-шопе. А Матвей посмотрел на нее, как продавец этого шопа.
— Не понял. Он же у тебя ревнивый.
— Так-то да. Но у него сейчас шанс в сборную попасть… А с судимостью кто ж возьмет? Моть… А ты… Не обидишься? Там же ничего личного.
— А сама-то как думаешь?
— То есть… Ты меня любишь?
— Эль… Вы со Стасом совсем спятили? Какой, на хрен, харассмент?! Тебя Панфил оттрахает, но дело не прекратит! Я его знаю!
Матвей понял, что отговаривать Эльвиру, ссылаясь на мораль, бесполезно. А так, возможно, убедит.
— Ой… А что же делать?
— Не волнуйся. Я тебя в биде не брошу.