В пять сорок вышла из квартиры. На автобусную остановку быстрее через арку.
Как же построить разговор? Просто сухо поставить в известность? И извиниться? За что? Не она же все это затеяла. А ей нужно найти брата. Поэтому, мил чек, выбора у меня не было. Скажи спасибо, что предупредила.
Но с другой стороны… Матвей же не просто случайный знакомый. И она, чего греха таить, на него смотрела уже не как на сотрудника внутренних дел. Надо хотя бы выслушать его…
— Девушка…
Она обернулась, увидела мужской силуэт — днем арка не освещалась. И как-то сразу стало некомфортно, несмотря на выпитый вискарь. Вспомнились угрозы товарища с болонкой. И хотя она ничего больше не сотворила, кроме визита в полицию, все равно появились дурные предчувствия. Особенно учитывая, что в арке больше никого не было.
— Вы… мне?
— Вам. Здравствуйте, Татьяна.
Она по-прежнему не видела его лица на фоне яркого неба. Он стоял на месте, не приближаясь к ней. Хотя голос показался знакомым.
— Здравствуйте… Мы знакомы?
— Нет. Но очень хочу познакомиться.
Татьяне знакомиться не хотелось. Она сделала пару шагов вперед и замерла. В проеме выхода из арки возник еще один силуэт. Она попала.
Первый парень сделал пару шагов в арку. Теперь его лицо можно было рассмотреть.
Боже мой…
Это был господин Миронов. В синей форме дворника. И выражение его физиономии не намекало на желание угостить ее спиртным.
Матвей выбрал желтые розы. Ассоциация напрашивалась сама собой: Китаева — Китай — желтые… В общем, голимый расизм.
Без десяти шесть он с букетом торчал под памятником Неизвестному писателю. Скульптор изобразил писателя безликим. Просто плоскость, словно срезанная рубанком. Писатель в обвисшей футболке, скрючившись, сидел за машинкой и корявыми артритными пальцами набирал текст. На ногах треники и шлепанцы, под столом несколько пустых бутылок и коробка из-под пиццы. На самом столе полная окурков пепельница. Сколько их, никому не ведомых творцов? Сидят, сочиняют. Для чего, для кого? Покоцанная табличка гласила: «Тем, чьи труды никогда не увидят свет». Пальцы на правой руке отполированы до золота. По преданию, если потереть их, раскроется талант. Вот все и трут, трут, трут. А он не раскрывается.
В шесть Татьяна не появилась. Матвей отнес это к старинному женскому обычаю нарочно опаздывать даже на очень важные встречи.
В восемнадцать тридцать он отбил ей СМС. «Я на месте». Ответа не последовало. В семь вечера набрал номер. «Абонент временно недоступен». В восемь, поняв, что ждать бесполезно, возложил цветы к подножью памятника и поехал к ней.
Дверь предсказуемо никто не открыл. Вывод напрашивался сам собой: что-то стряслось. Погнал в отдел, посмотрел в дежурной части сводки. Среди потерпевших Татьяны, слава богу, не было. Дежуривший Гуляев сообщил радостную весть, что готовится приказ о выводе Моти за штат, и принес соболезнования.
Моте было пофиг. Что с Татьяной? Где она? Телефон по-прежнему отвечал холодным голосом автомата. Хоть бы добрый тембр подобрали, как у любителя животных Николая Дроздова.
Самое обидное, что при всех своих возможностях он абсолютно не представлял, что делать, кроме проверки морга и больниц. Подать в розыск? На основании чего? Да и что это даст? Те же морги и больницы. Ну разве что биллинг и геолокацию. Ну еще проверка камер… Да, да! С этого и надо начинать.
Но, увы, только утром. Сейчас в техотделе даже дежурного нет.
Мелькнула мысль — а не месть ли это с ее стороны? Типа самолюбие его потрепать. Пускай свое место знает. Нет, нет, вряд ли… Не тот она человек, чтобы дешевые спектакли разыгрывать.
Вернулся к ее дому, поставил «Солярис» напротив подъезда и окон. Если вернется — увидит. Если уже в адресе — зажжет свет.
Ждал до пяти утра. Ни ее, ни света… Значит, все-таки что-то стряслось. Она говорила, что в городе есть подруга по детдому. При желании можно установить. Но это на крайняк. На всякий случай сгонял к дому Китаева. Но и там в окнах света не было, а к домофону никто не подошел.
В половине десятого Матвей приехал в отдел. К утренней сходке. Соврал Хрому, что вызвали в УСБ. Сам, прикупив бутылку дорого коньяка, рванул в техотдел. С дешевым там делать нечего. Коррупция. Попросил у знакомого техника без формальностей добыть записи с камер возле дома Татьяны. Тот попросил два часа и еще одну бутылку. За риск, ибо без бумаг.