— Хм. Пошли, — сказал Кирюха. — А вообще, видно, пора выбираться к машине, смотри, какое небо.
Димка не глядя кивнул. Он уже шагал к дому, и Кирюха двинулся за ним.
Димка пятился вдоль заросшей улицы. Человек, который выглядел, как Кирилл, вроде почти и не шевелился, не гнался за ним, но до него как была пара метров, так и оставалась.
— Дим, да что ты? — всё повторял он. — Да это же я!
В ушах шумело, и Димка почему-то понял, что звона кузнечиков и гудения лягушек он давно, давно уже не слышит — нереальный, низкий, завораживающий гул был под стать жёлтому, дающему дымные, глубокие тени свету.
Димка даже подумал, что, может, он ошибся, что кофта кажется синей в таком свете, или что она и правда никогда красной не была — но он знал, что была, помнил её, брошенную в зале на диване, в лучах солнца, красной стороной вверх. Оттуда Кирюха её и взял перед поездкой.
Дышать стало тяжело, слюна сделалась вязкой, голова — отвратительно лёгкой. Казалось, что он сейчас упадёт, ноги не держали, словно их выпотрошили, пока он не заметил, и набили соломой.
Этого не могло быть. Не могло быть.
И, главное, он ничего бы не заметил, если б не кофта.
Это почему-то ужасало больше всего.
Кирюха шёл за Димкой, сам чувствуя нетерпение — что там такое он нашёл? Чего он вообще полез в дом, направляясь за фонариком — это был другой вопрос.
Димон же загадочно молчал.
Когда они пересекли двор и приблизились к дому, Кирюхе вдруг показалось, что не загадочно. Показалось на секунду, когда он глянул в сторону и Димон ушёл на край поля зрения, что того вообще здесь нет — так, тень упала под ноги. Он вернул взгляд. Знакомая спина, лохматый затылок.
Но отчего-то в этом молчании его начинала брать оторопь. Голоса кузнечиков и лягушек слились в один вязкий гул, да, впрочем, и голосами-то они никогда не были — животный шум. Свет казался нереальным, словно на мир — или на отдельно взятое Бунёво — поставили фильтры.
— Дим, ну что там? Скажи.
— Идём, — полушёпотом, не оборачиваясь, ответил Димка, махнув рукой, как пловец в зелёном море травы.
Что-то было не так в этом, но что? Кирюха нахмурился и вслед за другом ступил на крыльцо.
Почему-то возникла мысль про мультитул. Что, как, зачем, что он им собирался делать, он не знал. Но пятился в ту сторону, ко двору с вываленным наружу забором, где на бетоне, в пакете, лежала Кирюхина борсетка с инструментом.
Он был в шаге от того, чтобы бежать со всех ног, и в миге от того, чтобы закричать во весь голос.
Высокая крапива и отцветшие одуванчики росли сквозь ступени. Димка поднялся на веранду, грязную, заваленную какими-то растоптанными газетами, и протиснулся в почерневшую от времени, заклинившую дверь. Кирюха сунулся было за ним, сделал шаг внутрь.
И замер.
Не потому, что стены были закопчены, что на неразобранной печи была завешена шторка, из-под которой свешивался грязный рукав. Не потому, что в доме было совсем уж темно, не потому, что из-под комода, стоящего прямо в центре комнаты, натекла какая-то вроде лужа на засыпанный глиной гнилой пол.
Не потому, что отсвечивало из соседней комнаты едва видной полоской то зеркало.
И не потому, что посреди помещения чернильным провалом открывался люк в подпол и Димон направлялся именно к нему.
А потому, что на крыльце крапива не была ни примята, ни сломана, как и трава во дворе.
Кирюха остановился. Ему вдруг резко не понравилось происходящее. Стало жарко в этом сыром и затхлом доме, и очень захотелось обратно, пусть на неприятный жёлтый свет.
— Дим, — сипло позвал он и удивился, что сам себя не слышит. — Дим!..
Тот остановился.
— А ты как вошёл? — спросил Кирюха так же сипло.
Вздохнув, друг медленно обернулся, и Кирюха вдруг резко побоялся посмотреть ему в лицо. Сцепил зубы, рывком вдохнул затхлый воздух и посмотрел.
Лицо как лицо, белеет в темноте, только тени неверные, глубокие, чёрные, как провал в подпол.
— Ты как вошёл, говорю? Ты ж не шёл через дверь.
— А я в окно залез, там, где зеркало, — негромко, размеренно сказал Димон. — Да ты подойди, посмотри.
— Да на что! — Кирюха не выдержал, и голос его дрогнул. — Дим, пошли наружу, мне здесь не нравится.
Димон молча, плавно, призывно махнул рукой.
Кирюха сделал шаг назад.
— Ты чего? Это же я, — с улыбкой сказал Димон. Улыбка в темноте получилась неприятной.
— Иди сюда, — сказал человек. — Куда ты? Не убегай, иди сюда!
Он начал тихо посмеиваться.
Ужасно, ужасно было то, что настоящий Кирюха мог в это время оставаться там, в погребе, во дворе проклятого дома, потому что это был не настоящий Кирюха. Не его сводный двоюродный брат.