Верхний левый угол первой страницы занимал обзор экономики района, подписанный Грэнтом Дженсеном, редактором отдела промышленности и торговли, Грэнт пребывал в одном из своих профессионально-оптимистических настроений. Кривая коммерческой деятельности неуклонно поднимается, писал он. Розничная торговля процветает, наблюдается подъем в промышленности, в ближайшее время не ожидается никаких трудовых конфликтов — словом, кругом полное благоденствие. В особенности это относится к строительству жилых зданий, сообщала далее статья. Спрос на дома превысил предложение, и все строительные подрядчики федерального округа завалены заказами почти на год вперед.
Боюсь, что я не справился с зевотой. Несомненно, так оно и есть, и тем не менее это был все тот же застарелый словесный понос, которым хронически страдали подобные Дженсену ничтожества. Но хозяину это понравится, ведь именно такие вот статьи и взбадривают клиентов-рекламодателей, оказывая на них психологическое воздействие, и сегодня в полдень матерые финансовые волки, собравшись к ленчу в «Юнион Клаб», будут горячо обсуждать статью из утреннего выпуска.
Допустим, что все наоборот, сказал я себе, допустим, что торговля в упадке, что строительные компании обанкротились, что заводы начали выбрасывать рабочих на улицу — так ведь пока окончательно не подопрет, в газете не появится об этом ни строчки.
Я сложил газету и отодвинул ее в сторону. Открыл ящик, вытащил пачку заметок, которые набросал накануне во второй половине дня, и начал их просматривать.
Лайтнинг, редакционный рассыльный, вышел из тени и остановился около моего стола.
— Доброе утро, мистер Грейвс, — сказал он.
— Это ты свистел? — поинтересовался я.
— Угу, видать, это был я.
Он положил передо мной на стол корректуру.
— Ваша статья для сегодняшнего номера, — сказал он. — Та самая, в которой вы объясняете, почему вымерли мамонты и другие крупные животные. Я подумал, что, может, вам захочется взглянуть на нее.
Я пробежал глазами корректуру. Какой-то остряк из отдела литературной правки, как водится, состряпал для нее разухабистый заголовок.
— Раненько вы сегодня, мистер Грейвс, — заметил Лайтнинг.
— Нужно подготовить материал на две недели вперед, — сказал я. — Я уезжаю в командировку.
— Слыхал, слыхал, — оживился он. — По астрономической части.
— Что ж, пожалуй, это близко к истине. Загляну во все большие обсерватории. Должен написать серию статей о космосе. О дальнем. Всякие там галактики и тому подобное.
— Мистер Грейвс, — спросил Лайтнинг, — как, по-вашему, они дозволят вам хоть чуток посмотреть в телескоп?
— Сомневаюсь. Время наблюдений расписано до минуты.
— Мистер Грейвс…
— Что еще, Лайтнинг?
— Как вы думаете, есть там люди? На этих самых звездах?
— Понятия не имею. Этого никто не знает. Но, очевидно, где-нибудь все-таки должна существовать жизнь.
— Такая, как у нас?
— Нет, едва ли.
Лайтнинг потоптался немного и вдруг выпалил:
— Вот черт, чуть не забил. Вас тут хочет видеть какой-то тип.
— Он здесь?
— Ага. Ввалился сюда часа два назад. Я сказал ему, что вы еще не скоро будете. А он все-таки решил подождать.
— Где же он?
— Прошел прямехонько в комнату радиопрослушивания и плюхнулся в кресло. Сдается мне, что он там заснул.
— Так пойдем посмотрим, — сказал я, поднимаясь со стула.
Мне следовало бы догадаться сразу. Такой номер мог отколоть один-единственный человек на свете. Только для него одного ничего не значило время суток.
Он полулежал в кресле с детски-наивной улыбкой на лице. Из многочисленных приемников неслось невнятное бормотание департаментов полиции, патрульных автомашин, пожарных депо и других учреждений, стоящих на страже законности и порядка, и под аккомпанемент всей этой тарабарщины он деликатно похрапывал.
Мы стояли и смотрели на него.
— Кто это, мистер Грейвс? — спросил Лайтнинг. — Вы его знаете, мистер Грейвс?
— Его зовут Кэрлтон Стирлинг, — ответил я. — Он биолог, работает в университете, и он мой друг.
— А на вид никакой он не биолог, — убежденно заявил Лайтнинг.
— Лайтнинг, — сказал я этому скептику, — со временем ты поймешь, что биологи, астрономы, физики и прочие представители этого ужасного племени ученых такие же люди, как и мы с тобой.
— Но ворваться сюда в три часа ночи! В полной уверенности, что вы здесь.
— Это он так живет, — объяснил я. — Ему и в голову не придет, что остальная часть человечества может жить иначе. Такой уж он человек.