— Доброе утро, учитель.
Из ризницы вышел священник, который чем-то походил на Клода, только чуть ниже ростом и шире в плечах. У него было больше волос и меньше морщин на лбу. Его фигура излучала умиротворение человека, который ни в чём себе не отказывал.
Новый архидьякон поприветствовал звонаря сухим кивком и обратился к своему подопечному, ничуть не тревожась о том, что их разговор могли услышать посторонние.
— Итак, сегодня вечером будет небольшое представление на улице Бернардинцев. Гренгуар со своей англичанкой будут разыгрывать пьески по мотивам Кентерберийских рассказов.
— Пошлый английские частушки, — фыркнул юноша. — Похоже, отечественные поэты перевелись?
— Неужели ты думаешь, что я потащу тебя из собора на ночь гляди ради одного представления? Там будет Матиас Элиад со своей дочерью.
— Разве она ему дочь? Я думал, она сиротка, которую он взял под крыло в надежде продать какому-нибудь проклятому аббату.
— Сын мой, ты прекрасно знаешь, что девицы, которых берегут для аббатов, частенько оказываются в постелях солдафонов. Я видел, как на неё заглядывался Люсьен Касельмор, а у него где глаза, там и руки. Сам понимаешь, мы не можем этого допустить.
— И что Вы предлагаете, учитель? Выколоть Касельмору глаза? Обрубить руки?
— Калечить лейтенанта королевских пищальщиков? Зачем? Достаточно убрать искушение из виду. Вот твой шанс испытать своё мужское обаяние.
— Но я думал, что девчонка Ваша.
— Это само собой разумеется. Но всё, что моё, — твоё.
— Мне всегда казалось, что моей первой женщиной станет Ваша бывшая любовница.
— Я не хочу, чтобы ты начинал свой пир с чужих объедков. Вот твой шанс выйти на охоту и вкусить свежей добычи. Тебе скоро двадцать, а у тебя за плечами ни одной серьёзной победы. Твой отец будет недоволен. В твоём возрасте он уже… Не думаю, что мне нужно в очередной раз описывать его приключения. На его фоне наш Луи выглядит ягнёнком.
Органист и архидьякон расхохотались, положив друг другу руки на плечи. Точно околдованный, Квазимодо созерцал эту сцену панибратства и дебоширства. Он подумал о том, что если бы он родился с таким ангельским личиком, то его, возможно, взял бы на воспитание щедрый циничный развратник вроде Демулена.
— Послушайте, учитель, — сказал Даниэль, когда прошёл приступ смеха. — Не взять ли нам Жана-Мартина с собой?
Архидьякон глянул на звонаря, вспомнив о его существовании, и покачал головой.
— Нет, сын мой. Жан-Мартин теперь женатый человек. Ему не пристало ходить на улицу Бернардинцев. По крайней мере первый месяц после свадьбы он должен возвращаться домой до заката.
— Но его жена слепа. Откуда ей знать зашло солнце или нет?
— Поверь мне, дитя моё, слепую обмануть труднее чем зрячую.
========== Глава 10. Монастырский сад ==========
На протяжении нескольких недель Катрин Линье следила за новенькой послушницей, которая назвалась Агнессой. Настоятельница не была уверена, захочет ли подопечная принять постриг, и с каждым днём её сомнение росло. Девушка не спешила сблизиться с остальными монахинями. Во время еды она сидела поодаль от остальных, уставившись в тарелку, на которой почти ничего не было. Агнесса добросовестно выполняла все уставы, хотя много не понимала. Катрин была поражена пробелами в религиозном воспитании девушки. Она не знала элементарных вещей, которые положено знать любой добропорядочной христианке, прошедшей все обряды, положенные для её возраста: от первого причастия до конфирмации. Крестилась она то большим пальцем, то всем кулаком, то справа налево, то снизу вверх. Можно было подумать, что её воспитали в цыганском таборе. Катрин была достаточно мудра и дипломатична, чтобы не выражать открыто своё изумление. Быть может, по этой причине девушка избегала общества других монахинь. Ей не хотелось выглядеть дикой и невежественной. А, быть может, испытания, которые ей пришлось пережить в Париже, до сих пор терзали её в ночных кошмарах. Катрин не придиралась к девушке, не журила её за допущенные ошибки, а просто держала её под наблюдением, в надежде, что та сама разберётся. Увы, с каждым днём взгляд Агнессы становился всё более и более отчуждённым.
Однажды после вечерних молитв, Катрин подошла к послушнице.
— Дитя моё, что тебя терзает?
— Тревога за одного человека, — призналась девушка, не привыкшая скрывать своих чувств.
— Который остался в мире?
— Да. Нам пришлось расстаться неожиданно. Известно ли вам что-нибудь о судьбе звонаря собора Богоматери? Здоров ли он?
— Дочь моя, ты часто думаешь о нём?
— Иногда, — Эсмеральда зажмурилась и выдала правду на выходе. — Постоянно. Он был так одинок, так печален.
— Тогда тебя утешит мысль о том, что его беды закончились. Он уже не страдает.
Эсмеральда ахнула и зажала рот рукой.
— Боже, что с ним сделали? — глухо пробормотала она в ладонь. — Неужели его казнили?
Наставница поспешно заключила её в объятия.
— Казнить звонаря? За что? Он же не сделал ничего дурного. Ему сейчас живётся неплохо. Его господин уехал во Флоренцию заниматься наукой, а сам Жан-Мартин остался в соборе. Епископ к нему очень добр.
Последние слова настоятельницы не слишком утешили Эсмеральду.
— Значит… значит Жан-Мартин станет таким же чёрствым, как Луи? Он тоже будет закрывать глаза на зло и смеяться над чужой бедой?
— Не думай так про Луи, девочка моя, — Катрин принялась гладить смуглые щёки послушницы. — Не так уж он и плох. В своё время перед ним распахнулось столько дверей, но выбрал он именно двери собора. Пойми, он не может принимать близко к сердцу каждый проступок своих подчинённых. Ведь он епископ, а не инквизитор. У него случаются приступы великодушия, и звонарю повезло, что он попал под крыло Луи во время одного из таких приступов.
— А когда этот приступ пройдёт, епископ прогонит от себя подопечного?
— Не прогонит. Если Луи берёт кого-то под свою опеку, то это навсегда. Он заботится о тех, кого приблизил к себе. Поверь мне, он делает всё, чтобы осчастливить этого юношу. Он дал ему жалованье, выделил комнату на соборной площади и даже женил его.
— Женил его! Это шутка? Право же, вы смеётесь.
Эсмеральда прикусила язык. Разве можно обвинять святую женщину в подобных насмешках?
— Вовсе нет. — Катрин отвечала терпеливо. — Луи всё устроил. Он сам подобрал ему невесту. Помнишь нашу Мадлен? Её не будет смущать его необычный облик.
— Она хоть любит его?
— Луи не до такой степени жесток, чтобы обвенчать людей, которые противны друг другу. Положив руку на сердце, не знаю, что из этого выйдет. Молю Бога, что молодые супруги придут к согласию. А вообще, девочка моя, брак по любви это такая же редкость и роскошь, что и уход в монастырь по зову души.
Частично рассеяв страхи юной Агнессы, настоятельница переключилась на другую гостью, которая только что прибыла из Парижа. Эта женщина, которая назвалась Гудулой, была ровесницей Катрин, но выглядела измождённой старухой. Пятнадцать лет, которые она провела в заточении в Роландовой башне, иссушили её тело. Без рыданий и заламываний рук, она поведала о том, что у неё была внебрачная дочь, которую она потеряла, что и послужило причиной заточения. За последние пару лет тот квартал Парижа стал особенно шумным и беспокойным. Крысиная нора казалась ей не самым подходящим местом для размышлений и молитвы. Вот почему Гудула решила перебраться в монастырь.
Выслушав её историю, которая чем-то напоминала её собственную, Катрин прониклась участием к вретишнице. К тому же, новоприбывшая производила впечатление ревностной католички. Она знала все обряды, все молитвы, все религиозные праздники.
— Я могу неплохо шить, — добавила Гудула не без гордости. — Когда-то я даже зарабатывала этим на хлеб. Если вам нужно чинить одежду или постельное бельё, мои руки к вашим услугам. Они ещё не разучились держать иголку. А ещё я люблю ухаживать за растениями. У нас в Реймсе, откуда я родом, был чудесный яблоневый сад. А ещё я не совсем не боюсь пчёл. Если у вас есть улей, я с радостью буду доставать из него соты. Как видите, я вся к вашим услугам.