— Мой отец, — пролепетала девушка сокрушённо.
— Да, да, каждой девочке нужен отец. А хорошенькой девочке, тем более. Мой отец умер рано, и смотри что из меня выросло. Некому было отогнать от меня беспардонных разгильдяев. Я не хочу, чтобы ты повторила мои ошибки, Агнесса.
— Но откуда ты знаешь, что именно Гильом… Ведь ты не можешь быть полностью уверена?
— А от кого у тебя такие брови? А скулы, а подбородок? А как он смотрел на тебя! Голос крови не заглушишь. Знай, он был прекраснейшим юношей в Реймсе. Он и сейчас ничего. Любому тридцатилетнему даст фору. Ты видела как выглядят мужики в его возрасте? Лысые да пузатые. А мой Гильом среди них точно фараон алжирский. Мышцы, кудри, зубы на месте. Обидела я его в своё время, горько обидела. Ведь не по своей воле он от меня отдалился тогда. Я сама, сама его оттолкнула. Сейчас самая пора загладить вину.
Гудула сново принялась прихорашиваться, глядя в начищенный поднос вместо зеркала. Она хлопала себя по щекам и щипала себе губы, чтобы к ним прилила кровь.
— Можно подумать, ты не заплатила за свои провинности, — сказала Эсмеральда.
— Заплатила. В том то и дело, что заплатила — с лихвой. Теперь хочу быть счастливой. Надеюсь, ты тоже этого захочешь когда-нибудь.
— О чём ты, матушка?
— Сама знаешь о чём. Два года ты не выходишь из хижины. Тебя обратно в монастырь тянет? Смотри, отравлю к Катрин Линье. От тебя одно расстройство. Зачем Господь сделал тебя красивой, раз сидишь взаперти, избегаешь мужчин?
Эсмеральда давно смирилась с тем, что мать сама себе противоречила. Только минуту назад Гудула жаловалась на то, что в доме не было мужчины, который оградил бы дочь от «беспардонных разгильдяев». А теперь она волновалась, что дочь останется старой девой.
— Матушка, я тебе уже говорила. Мужчина, которого я люблю, не свободен.
— Ты всё ещё страдаешь по этому капитану? Забудь его. Глупости это. Если бы я до сих пор убивалась по виконту Кормонтрею? Знатные кавалеры не для нас. В лучшем случае подарят золотой крестик. Смотри, сколько в городе статных, весёлых мальчишек.
— Не тревожься за меня, — сказала Эсмеральда, меняя тему разговора. — Тебе нужно готовиться к свадьбе. Я помогу тебе выбрать матерю для платья.
========== Глава 14. Камень и пламя ==========
Венчание Гильома и Гудулы состоялось в приходе Сен-Реми. Учитывая, что великовозрастные молодожёны были сиротами без родственников, на церемонии никто не присутствовал, кроме дочери невесты. Грустная, черноглазая девушка держала на крошечной вышитой подушке кольца. Казалось, мыслями она находилась далеко от происходящего. Пожилой кюре сонно пробормотал молитвы. Не дожидаясь благословения, и вообще мало вникая в слова литургии, жених по-хозяйски поцеловал невесту у алтаря и, обхватив за талию, вывел из церкви. Молодожёны окунулись в солнечный июньский полдень. Черноглазая девушка плелась за ними, вяло теребя кончик косы. У кюре были поползновения спросить, чем девушка была расстроена, но в последнюю минуту передумал встревать в дела этой странной и нелюдимой семьи.
После свадебного обеда в кабаке возле реки, супруги Расин решили прогуляться по набережной. К тому моменту они оба были навеселе. Грубовато подтрунивая друг над другом, вспоминая свою молодость при покойном короле, они не сразу заметили, что их дочь давно отделилась от них.
— Постой, а где Агнесса? — спросил Гильом, спохватившись.
— Наверное, её похитили цыгане, — ответила Гудула, смахнув крошки хлеба к шейной косынки. — Или она сама к ним убежала.
Эта небрежная шутка одновременно рассмешила и испугала Гильома, который всё ещё привыкал к чувству юмора благоверной. Он знал, что за годы проведённые в Париже она насмотрелась на казни. О том периоде своей жизни Гудула распространялась лишь намёками, которые вызывали не меньше ужаса, чем самые красочные, самые детальные описания. Некий Пьера Тортерю часто всплывал в её рассказах. Гудула вскользь описала его богатый арсенал и достойное восхищения мастерство. Гильому оставалось лишь надеяться на то, что его собственные демоны смогут ужиться с демонами его жены.
Тем временем Эсмеральда шла, прихрамывая, — травма двухлетней давности давала о себе знать — по направлению к собору Реймсской Богоматери. Что её туда манило? Странное любопытство овладело девушкой. Ей захотелось узнать, что стало с башмачками, в которые они с матерью обули статую младенца Иисуса по приезде в Реймс. Обычно Эсмеральда избегала этого храма, который своей архитектурой слишком напоминал Парижский.
Полуденная месса недавно закончилась. Пустой собор казался погружённым в дрёму. Какое-то время девушка стояла перед резными дверями бокового портала, разглядывая сцены с изображениями святых, чьи имена ей были незнакомы. Католическая вера оставалась для неё загадкой. За тот недолгий срок, проведённый в Шелльском монастыре, она так и не получила ответов на свои вопросы.
Дубовая дверь приоткрылась со скрипом, и из собора вышел певчий, перекинув робу через плечо. Бормоча что-то под нос, ругаясь с невидимым оппонентом, он не обратил внимания на девушку. Эсмеральда воспользовалась шансом и скользнула внутрь.
Вдыхая прохладный воздух, пропитанный запахом ладана, Эсмеральда приблизилась к статуе Святой Девы с Младенцем на руках. Приглядевшись, она увидела, что на ступнях Иисуса по-прежнему были башмачки — но чужие. Эти были из синего бархата с парчовыми подошвами, немного больше по размеру. Куда девались розовые башмачки? Кто их снял и как давно? Быть может, они совсем потеряли вид, и один из служителей церкви избавился от них.
Тут она заплакала, впервые за всё время после приезда в Реймс. Рядом не было матери, которая бы сказала ей не убиваться из-за пустяков, и что у молодой хорошенькой женщины не может быть таких бед, ради которых стоит лить слёзы. Будто поговорка «Прелестные зубки — погибель для прелестныx глаз» к ней не имела отношения. Хоть Гудула и твердила, что они были из одной плоти, Эсмеральда не могла ей о многом рассказать. Девушка не могла так легко отмести прошлое, как это делала мать.
Довольно долго она стояла, облокотившись на колонну, приглушённо рыдая в косынку, пока у неё не заболела голова. Пёстрые витражи и лица святых закружились вокруг неё.
Сквозь пелену слёз она увидела нечто похожее на язык пламени, скользнувшее по стене. Рыжеволосый юноша опустился на колени перед статуей. Мощные жилистые руки взметнулись над головой и сомкнулись на груди. Он показался Эсмеральде самым прекрасным из мужчин, воплощением храбрости, силы и чистоты. Позабыв, где они находились, она опустилась на колени рядом с юношей и прильнула к его плечу.
— Жан-Мартин, я думала что мы больше не встретимся.
Приятно удивлённый спонтанным проявлением нежности со стороны незнакомки, юноша погладил её по руке.
— С великим прискорбием спешу сообщить, что я не тот, за кого Вы меня принимаете. Меня зовут Даниэль Дюфорт. Я приехал из столицы показать архиепископу черновики органной мессы, которую он у меня заказал. Да, я тот несчастный, который играет на разбитом инструменте.
— Простите меня, — прошептала девушка, отпрянув от него.