Подкравшись бесшумно, Луи де Бомон обнял её за плечи и чмокнул в висок. Катрин не успела увернуться от поцелуя.
— Ну, не шарахайся от меня, — ласково пожурил её епископ. — Ведь мы не чужие.
— К сожалению, не чужие, — горестно ответила настоятельница. — Лучше бы мы друг друга не знали. Я проклинаю тот день, когда мы встретились.
— О, ты так не думаешь на самом деле, прелесть моя! Прошлое не изменить. Но ведь мы можем поговорить как старые друзья. Ты уже сообщила Мадлен радостную новость? Девчушка должна быть на седьмом небе от счастья. Ещё бы — она выходит замуж!
— За горбуна!
— А чем тебе не нравится мальчишка дез Юрсен? Его происхождение, хоть и незаконное, но достаточно высокое. Бастард архиепископа выше чем признанный сын какого-нибудь кабачника. Что касается его внешности… Ты же всегда ахала о том, какая у него чистая и благородная душа. Для тебя он всегда был «бедным мальчиком». А теперь, когда я надумал женить этого бедного мальчика на Мадлен, он вдруг стал горбуном? Ни с того ни с сего ты фыркаешь и кривишься.
Понимая, что сопротивление с её стороны лишь подпитывало его тщеславие, Катрин обмякла в его объятиях. Она не смотрела епископу в глаза, так как он продолжал стоять у неё за спиной, обвив её стан руками.
— Ты прекрасно знаешь, что она собирается принять постриг. Таков был изначальный план.
— К которому я был непричастен!
— Сам подумай. Как такая девушка может жить в миру?
— Очень просто. За сутулой, непробиваемой спиной мужа. Ни умом, ни набожностью девица не блещет. Если ты отдашь её Богу, вот это действительно будет мезальянсом! Христу не нужна такая нерадивая невеста. Ты сама говорила, что Мадлен не проявляет особого рвения к религии. Вместо церковных гимнов, она поёт пошлые уличные песенки, которых она, кстати, нахваталась от твоих монахинь. Вместо того, чтобы изучать священное
писание, она изучает своё тело. Нельзя же её лупить по рукам до старости? Девчонка вся в мать! Но и отцовский темперамент в ней проявляется. Она непоседлива и болтлива. Ей нужен немногословный муж, который будет безропотно утолять её голод.
— И твой выбор пал на звонаря?
— Почему бы и нет? Мне жаль этого малого. Не только по-человечески, но и по-мужски. У него редкостный… аппетит к жизни. Обвенчать его с Мадлен — самое логичное решение. Я не строю иллюзий по поводу духовности их союза. Это будет праздник плоти. Горбун и слепая могут слиться в наслаждении, как дико тебе это ни кажется. Глядишь, он подобреет, а она угомонится.
Отодвинув белое покрывало, Луи несколько раз поцеловал её в шею. На несколько секунд Катрин закрыла глаза и поддалась его ласкам, вдыхая аромат римского ладана, который неизменно держался на его волосах и одежде.
— Ты жесток и низок, — проговорила она наконец, чувствуя слабость в коленях.
Луи сжал её в объятиях так, что она чуть не вскрикнула.
— Я жесток? — воскликнул он, резко повернув её к себе лицом. — А кто продвинул тебя на должность настоятельницы? Кто защищал тебя все эти годы? Ты набрала под свой кров ведьм и еретичек, a я тебе потакаю. Кто хранил твои тайны? Ты так говоришь, будто по моему приказу тебя раздели догола на площади и закидали камнями. Раз уж ты упомянула жестокость, я скажу тебе, что жестоко: скрывать дочь от отца. Мадлен было десять лет, когда я узнал о её существовании.
— Я не хотела мешать твоей церковной карьере.
— Чёрт подери, какие благородные оговорки! — епископ встряхнул её и прижал к себе ещё плотнее. — Не верю, что тобой руководила забота о моей карьере. Ты попросту хотела меня наказать. Я бы всё равно стал епископом. Побочный ребёнок не помеха. Если бы я знал о её болезни, я бы нашёл ей самого лучшего лекаря, который сохранил бы ей зрение. Теперь наша дочь слепа из-за твоего упрямства и твоей гордыни. Тебе с этим жить. По крайней мере, не ломай её судьбу окончательно. Я знаю, что ей нужно для счастья, и это не собирание дубовой коры в монастырском саду. Тебе так и не удалось её воспитать. Пришла моя очередь. Она будет жить в Париже под моим надзором. Ну что, любовь моя? Прислать за Мадлен или ты сама её выдашь по добру?
========== Глава 9. Брак Квазимодо ==========
Луи де Бомон не поскупился на свадебный наряд для будущего зятя. Новый камзол жениха был пошит из серебристой парчи. Бархатный тёмно-синий плащ сглаживал дефекты осанки. Пышное страусиное перо на шляпе бросало тень на обезображенную половину лица. Всё это преображение походило на фарс. Квазимодо чувствовал себя в большей мере шутом, чем в тот январский вечер когда его короновала толпа.
Ощутив нехватку воздуха, Квазимодо вышел на галерею королей. Он боялся, что каменные статуи, при виде его в таком необычном наряде, рассмеются над ним или, ещё хуже, не узнают в нём своего старого друга. Но нет, святые и химеры по-прежнему смотрели на него благосклонно. A что бы подумал его покойный господин? Звонарю казалось, что Фролло в любую минуту выйдет из-за колонны, сорвёт с него шляпу с пером и бархатный плащ и привычным жестом прикажет ему следовать за собой. В глубине души ему хотелось, чтобы архидьякон вернулся и спас его от предстоящего испытания. Он привык к жёсткому, суровому обращению и теперь не знал, как отреагировать на милости епископа, которые так и сыпались на него. Луи каждый день удивлял нового фаворита гостинцами и мелкими сувенирами. Его недавним подарком был небольшой ларец из красного дерева в котором хранились расшитые мешочки с ладаном, горшочки с мёдом и бутылки великолепного вина. Это было только начало. Звонаря ждала уютная комната в доме на соборной площади, в которую ему предстояло привести юную жену.
О Мадлен он знал лишь то, что ей было неполных четырнадцать лет, что она являлась родственницей Катрин Линье и что Господь отнял у неё зрение. Но если она была слепа, то к чему был этот парчовый наряд? Сколько свидетелей Луи пригласил на свадьбу? Можно ли было доверять человеку, который так быстро и ловко замёл чужое преступление?
Облокотившись на балюстраду, Квазимодо какое-то время смотрел на вечерний Париж. Солнце начало садиться, облив город тёплым медовым сиянием. Ветер трепал страусиное перо на шляпе.
Когда он обернулся, перед ним стояла щуплая, бледная девочка лет с жидкими русыми волосами, заплетёнными в косы и уложенными под остроконечный головной убор, с макушки которого струилась прозрачная ткань.
— Жан-Мартин, — сказала она тоненьким голосом, — я знаю, вы здесь. Епископ хотел, чтобы мы встретились перед венчанием. Он должен убедиться, что я вам по нраву.
Квазимодо молчал. Тишину нарушало лишь его судорожное дыхание.
— В чём дело? — в голосе Мадлен прозвучала обида и тревога. — Вы не хотите со мной венчаться? Я вам не нравлюсь?
— Простите, мадемуазель. Я глух и не сразу разобрал ваши слова.
— Я знаю. Епископ мне сказал. Вы глухи, а я слепа. Забавно, не так ли? У нас на двоих одна пара глаз и одна пара ушей. Подойдите же. Дайте мне руку.
Как только он выполнил её просьбу, она схватила его огромную ладонь, прижала к щеке и затем положила на грудь. Её бескровное узенькое личико изобразило неподдельное блаженство.
— Мадемуазель, — заикнулся звонарь.