– Чем занимаешься, чемпион? – спросила Конни.
– Болтаю с Игги, – ответил он, не глядя.
– Рэпершей? – Она сама усмехнулась своей же шутке.
Айжа уставился на нее.
– Ну знаешь, та австралийка? У нее еще огромная задница.
– Игги – мальчик. – Айжа поправил очки.
– Или сорокапятилетний сексуальный маньяк, – пошутил я. Хотя месяц назад, к изрядному смущению Айжи, я ворвался к нему в комнату, когда он болтал по скайпу с Игги, который оказался десятилетним ребенком. – Думаю, мы никогда не узнаем правду, да, Айжа?
Он пристально на меня посмотрел.
– Ты же знаешь. Ты его видел. Можно я вернусь в свою комнату?
– Нет. Я придумал тебе наказание. Сегодня ты разберешь все оставшиеся коробки, пока не найдешь остальные чашки.
– Хорошо.
Вот она – удивительная двойственность Айжи – с ним на удивление легко, когда он сам этого хочет. У него не бывает обычных для детей его возраста вспышек гнева или внезапного мрачного настроения.
– Вот и славно. – Я снова посмотрел на часы. Мне пора. Нельзя было пропустить поезд и опоздать на работу. – Еще раз спасибо, Кон.
– Иди уже. Мы справимся.
– Айжа, веди себя хорошо.
Я схватил ключи, кошелек и направился к выходу.
– Эрик? – Айжа позвал меня, и я знал, что он скажет то же самое, что и говорил каждое утро на протяжении последних шести недель. – Не забудь поискать кресло-каталку!
Чертово кресло.
Позже тем же вечером – гораздо позже, потому как поезд застрял на добрых пятьдесят минут где-то между Секосусом и Ньюарком, а я уже было поверил в то, что я никогда не доберусь до дома – я вошел в свою тихую квартирку, толкая перед собой кресло-каталку. В итоге я нашел ее в магазине «Гудвилл» в Гарлеме за двадцать пять долларов, а весь обеденный перерыв до того я обзванивал все секонд-хенды в городе, пока не нашел этот. Мне было неловко ее покупать, ведь я, возможно, забирал ее у того, кому она и в самом деле необходима. Но я дал себе обещание вернуть ее, когда Айже она уже будет не нужна, и сделать пожертвование в какой-нибудь благотворительный фонд.
Конни читала на диване и встала, когда увидела меня.
– Как работа?
Вопрос застал меня врасплох. Уже так давно, по крайней мере два года с развода и еще очень долгое время до него, никто меня не спрашивал о подобном в конце дня. Никто обо мне не волновался. Я и не понимал, как мне этого не хватало до этой минуты.
– В порядке. Как Айжа?
– Спит. Он хороший ребенок.
– Я знаю. – Я слегка улыбнулся. Иногда, как и все дети, он расстраивает, но нет никаких сомнений в том, что он хороший. Даже лучше большинства других людей. Я прикатил кресло к стене, там он его увидит сразу, как проснется.
– Мы нашли кофейные кружки, – поделилась Конни.
– Да ладно?
– Ага. В коробке, на которой было написано «настольные игры, фишки для покера и всякая дребедень отовсюду».
Я удивился.
– У меня есть фишки для покера?
– Судя по всему.
– Ого. – Я бросил кошелек и ключи на столик у дивана. – Спасибо тебе. Вот правда. Завтра в то же время?
– Ага. – Она потихоньку начала собираться. – Мы и еще кое-что нашли.
– Надеюсь, это миски? Их я тоже не мог найти. Айжа ест рисовые хлопья из керамической супницы.
– Это дневник. – Конни прокашлялась. – Дневник Элли.
Я снова на нее уставился. Я и не знал, что Элли вела дневник.
– Как он попал в мои вещи?
– Понятия не имею. Может, она у тебя его забыла?
Я запустил руку в волосы.
– Что мне с ним делать? Прочитать?
Меня переполняло внезапное желание это сделать. Забраться в мозг Элли, выяснить, о чем она думает. Раскрыть тайну под названием «моя дочь-подросток».
– Нет! Тебе нельзя читать дневник дочери. Это против всех правил воспитания. Всех!
Я знал, что она была права. Она права. И тем не менее.
– Я мог бы написать ей и спросить, нужно ли его вернуть, но она со мной толком не разговаривает.
– Эрик…
– Я знаю, знаю. Уверен, что надо ей его вернуть. Я его почтой отправлю.
– Эрик. – Она смотрела на меня, пригвождая взглядом вечно изменяющихся карих глаз, точной копией моих. И в тот момент они были скорее зеленые, чем карие.
– Что? Я не буду его читать. Клянусь. – Я приложил руку к сердцу. – Где он?
Она еще какое-то время смотрела на меня, а потом ответила:
– На твоем комоде.
Она прошла мимо меня, забрала сумку с кресла, а потом повернулась и обхватила меня за плечи. Мне было неловко. У нас в семье как-то не приняты объятия.
– Эм-м, Кон?
Она отпустила меня и кивнула.
– Я просто хочу, чтобы ты нашел кого-нибудь. Ты не должен проходить через все это в одиночестве.
Я фыркнул, хотя не был с ней не так уж и не согласен.