И рассказы ходили, что то Жданова пригласили замом к академику Несмеянову, то еще куда. Но каждый раз вмешивался Суслов, которому довелось поработать под Ждановым. Который заявил, что пока он жив, Жданова в Москве не будет. Судя по галошам, которые Суслов носил до смерти, такое вполне могло быть. Забавно, что когда Суслов умер, то РГУ присвоили его имя. Разговоры шли, что это было одним из условий завещания Суслова, который сказал, что пусть Жданов и после смерти его помнит и вздрагивает каждый день, глядя на вывеску. Говорили мне, что в отличие от государственного телевидения, которое это событие весьма широко освещало. в ректорате старались вообще об этом не говорить. Ну и в качестве шутки. Завлаб из моего отдела довольно скоро показал мне письмо, пришедшее в университет по его делам откуда-то. Письмо начиналось так: «Ректору Ростовского Государственного университета тов. Михаилу Андреевичу Суслову».
И чтобы уж закончить с научными работами Юрия Андреевича. Вдруг вижу объявление на стенке главного корпуса университета, что состоится защита кандидатской диссертации по философии «Гегель и Эйнштейн». Юрий Андреевич защищался. Не читал, как всегда, но слышал, что основным тезисом диссертации было, что вся идейная часть теории относительности уже была заложена в работах Гегеля. Может, и была. Но если это действительно так, то тезис этот напоминает объяснения Абрама о том, что такое теория относительности на примере двух волосков. Два волоска — это много или мало? Если на голове всего два волоска? А если в супе?
Эту диссертацию он писал сам. Как и сам написал небольшую книжку с эссе-притчами. Впрочем, мне она не показалось такой уж мудрой, хоть и говорила о бараньих лбах, которые ничем не прошибешь. Но и такая научная деятельность сильно отличается от деятельности одного известного генерала, мясокомбинатного борца, который много позднее стал дважды кандидатом наук. Была защита, куда лишних людей не пустили. А диссертант с ожесточением выворачивал челюсть, пыталсь произнести нечто вроде «конхерменция», о чем, опять же, пошли сплетни, порочащие российский генералитет.
Теперь из рассказов приятеля о личном опыте общения со Ждановым.
Было это в самые что ни на есть застойные годы. Приятель мой обзавелся семьей, в которой было к тому моменту 3 детей, два мальчика и девочка. Девочку эту в роддоме стукнули сильно головой, о чем родители узнали только когда ребенок не умел практически ничего в годик. Обнаружили они тогда, что между волосенками по темечку идет огромный шрам через всю голову. Так эта девочка и не заговорила, двигается плохо. Сейчас ей уже двадцать пять лет, очень симпатичная, но с разумом годовалого ребенка. И в то время квартиры у приятеля не было. Был он завлабом в лаборатории, которая одна из немногих в институте занималась очень конкретными и серьезными разработками. И директор, мой шеф, клятвенно обещал, что ректор пообещал выделить квартиру приятелю. Уже много позже я узнал, что товарищ ректор никому не отказывал и ставил положительные резолюции на все прошения подряд, за исключением уж совсем очевидно отрицательных. Была только одна маленькая хитрость, заключающаяся в том. что резолюцию он мог поставить красным, синим или зеленым карандашом. И в зависимости от цвета это была либо положительная, либо отрицательная, либо «по возможности» резолюция. Каким уж там цветом было сделано то обещание — неизвестно, но прошел год, и другой, шеф наш регулярно ходил к Жданову и утверждал, что тот обещает (хотя никто не знает, напоминал ли он в самом деле). В один прекрасный момент приятель мой сказал Воровичу, что он сам пойдет толковать к Жданову насчет квартиры. Ворович страшно заволновался, сказал, что нет никакой необходимости, что квартира будет обязательно в ближайшее время. Однако же приятель мой сказал, что он слышит эту песню уже два года, а живут они впятером в малюсенькой комнате в общаге.