"Это полная ерунда".
"Ты права, извини".
"Тебе тридцать восемь, и это резонный вопрос. – Миранда не смотрела на меня. Вместо этого она ковыряла ногтем кусок прозрачной пленки, наклеенной на стеклянную поверхность прилавка. – Почему ты так боишься обязательств? В чём дело?"
"Понятия не имею, – ответила я правдиво. – Я не зацикливаюсь на этом".
"Инстинкт самосохранения. Он удерживает нас от многих мыслей и поступков, не так ли?"
Я наклонила голову, рассматривая Миранду. "Ты говоришь, как психоаналитик".
Она постучала по прилавку большим пальцем и отклонилась назад, глядя на меня: "Потому что я хожу к психотерапевту. Я начала после того, как мы вернулись из отпуска. После тебя…" – она отвернулась, скрывая смущение, явно написанное у неё на лице.
Её откровение меня ошеломило. "Зачем?"
Миранда сложила руки и уставилась на что-то на стене.
"Я жутко замёрзла там. Я ... не смогла сделать тебе искусственное дыхание... Просто забыла, как это делается. – Она судорожно вздохнула. – Когда мы достали тебя из воды, и я увидела твоё лицо, в моей голове была абсолютная пустота".
Я чувствовала себя отрешённо, словно Миранда говорила об одном из своих пациентов. Моё единственное воспоминание было, как я очнулась в больнице.
"Ну, ты была в шоке. Так что это в порядке вещей, верно?"
Глаза Миранды были полны слёз, когда она, наконец, посмотрела на меня.
"Ты моя лучшая подруга, почти сестра, и я не смогла спасти тебя. Какой-то незнакомец начал оказывать тебе первую помощь, а я не смогла. Несмотря на все годы обучения и опыта я была бесполезна".
"Эй…"
"И ты не говоришь об этом, – сердито сказала Миранда, вытирая глаза рукавом. – Мы могли говорить обо всем. Я потеряла эту связь с тобой".
"Я ничего не помню. Я не…"
"Конечно, это изменило тебя, каким-то образом повлияло. – Миранда сжала кулаки и перестала стучать ими по прилавку. – Ты была мертва, пульса не было. Нельзя вернуться с того света без каких-либо последствий".
Весь воздух из моих лёгких куда-то испарился. Я не могла говорить. Впервые после нашего возвращения из Западной Вирджинии я не могла игнорировать боль на лице Миранды. Я не могла придумать ложь, как делала бессчётное число раз с момента несчастного случая. Я сидела молча, а Миранда смотрела на меня, ожидая.
"Доброе утро, – сказала женщина, просунув голову в дверь. – У вас здесь всё в порядке?"
"Ах, да, – я слабо улыбнулась. – Водитель скорой помощи у входа моя подруга и просто зашла меня навестить, – я указала на Миранду, которая делала всё возможное, чтобы улыбнуться. – Входите и осмотритесь вокруг. Если у вас будут какие-либо вопросы, дайте мне знать".
Я посмотрела на Миранду, когда клиентка исчезла среди рядов полок. "Мы поговорим об этом позже, обещаю".
Миранда снова попыталась улыбнуться. "Я приду завтра после смены. И принесу завтрак".
Я не могла уснуть в ту ночь. Когда я закрывала глаза, я видела страдания на лице Миранды, и меня преследовало чувство вины. Я знала, что она борется изо всех сил. Я чувствовала это, когда мы были вместе. Она много раз пыталась поговорить об этом дне, но я всегда меняла тему, никогда не учитывая, что ей это может быть нужно, чтобы облегчить душу.
Мы не были теми нежными подружками, которые часто обнимаются или кладут руку на плечо, если одной из нас не было действительно больно. Марти рассказала мне, что до того, как я очнулась в больнице, Миранда чуть не выплакала все глаза, лёжа рядом со мной и держа меня за руку. Только любовь я видела от неё после того, как, придя в себя, пожала её руку. За это я была ей благодарна.
Если бы контакт был больше, чем это мимолетное прикосновение рук, я бы увидела и почувствовала, свидетелем чего она стала в тот день. Я мельком увидела картинку от других, когда они обнимали или касались меня. Их глазами на краткий миг я увидела своё безжизненное тело, распростёртое на льду.
Глава 2
Я не открыла магазин в обычное время. Вместо этого я поставила на дверь табличку с указанием, что магазин откроется в полдень. Миранда увидит её и поймёт, что нужно обойти вокруг и зайти в дом. Я знала, что предстоящий разговор будет эмоциональным, а для меня не характерно было выставлять эмоции напоказ. Ещё в юности я научилась скрывать свои чувства. Повзрослев, я овладела этим искусством в совершенстве. Я провела большую часть моей жизни под маской стоицизма.
Был только один человек, который видел меня насквозь, и я наблюдала, как она поднимается на крыльцо и заходит внутрь, как она всегда это делала.
"Я принесла пончики и шоколадное молоко. Мы отработаем их сегодня вечером в спортзале, не волнуйся". – Миранда прошла мимо дивана, на котором я сидела с чашкой кофе, и направилась на кухню. Она вернулась через минуту с двумя стаканами и рулоном бумажных полотенец.
"Как прошла смена?" –спросила я, наблюдая за тем, как она разливает молоко.
"К счастью, тихо. – Миранда вытерла руки о штаны. – У нас было в общей сложности три вызова и все до десяти вечера. Я отдохнула и готова вечером пойти на тренажеры, чтобы отработать калории, к которым неизбежно приводит такой завтрак".
Она засунула руку в карман рубашки и вытащила стопку фотографий.
"Я хотела отдать тебе их вчера".
Я взяла фотографии и стала рассматривать их, пока не дошла до одной, на которой Миранда и я сидели бок о бок на столе. Волосы Миранды были ярко-рыжие и стояли ёжиком в отличие от моих каштановых волос до плеч, её глаза были ярко-синими, а мои - тёмными. Её кожа светлая, а моя оливковая. Было очевидно, что между нами нет кровного родства, но как бы то ни было, мы были сёстрами.
"Я поставлю эту в рамку". – Я взяла её из стопки и положила на журнальный столик.
Она улыбнулась: "Я свою тоже поставила".
Я отставила кофе в сторону и взяла свой стакан молока. Выпив половину, я вспомнила детство. Первый раз мы разделили шоколадное молоко в день нашего знакомства. Нам было по двенадцать, и моя тётя только что переехала в новый квартал. Тётя Джудит не была особенно довольна своим новым жилищем. Её двухкомнатная квартира была недостаточно большой для неё и двух детей, которых она никак не ожидала. Дом был больше и давал нам ещё одну спальню, но он был не в том районе, который бы она выбрала, если бы у неё была возможность. "Я всегда думала, что я буду двигаться вверх, а не вниз," – пожаловалась она.
Они с мамой никогда не были близки, но после смерти моей матери, она была единственным вариантом. Наш отец давно нас бросил, и никто не знал, где его найти. Джудит не было комфортно в роли матери, и она часто проводила вечера в своей спальне, закрывшись там после обеда. Мой брат Колин, который был старше меня на пять лет, не задержался в этом доме надолго. Когда ему исполнилось восемнадцать, он пошел в армию, оставив меня наедине с тётей, которая не могла дождаться, когда же она сможет выкинуть меня из гнезда и вернуть назад свою жизнь.
Сесилия Донахью, мать Миранды, приняла меня как свою собственную дочь, хотя и не на законных основаниях. Я проводила больше времени в доме Донахью, чем с Джудит, особенно после того, как ушёл Колин. Мама Донахью, как я называла её тогда, за эти годы стала просто мамой. Она и Миранда прошли со мной через каждое достижение и разочарование, и, если бы не их любовь и признание, я уверена, что не дожила бы до взрослого возраста.
"Поговори со мной", – начала Миранда без предисловий.
Я почувствовала, как у меня пересохло во рту. Мне потребовалось некоторое время, чтобы произнести: "Это действительно повлияло на меня".