Глазища у нее то ли от пережитого испуга, то ли от природы, были прямо огромные, и занимали половину небольшого круглого лица. Кожа бледная, молочная. Аккуратный носик и маленький пухлый ротик. Очень миленькая. Я был рад лицезреть ее живой. Вообще, лицезреть ее было преприятнейше.
- Спасибо, - откашлявшись-таки и выхлебав всю воду, проговорила она голоском слабым и бархатистым.
- И... как? Ощущения? - спросил я.
Она с сомнением ощупала сама себя, убрала длинные волосы за спину.
- Кажется хорошо.
Я искренне сожалел, что не имею медицинского образования, ведь осмотр доктора ей пришелся бы кстати. И мне было бы приятно, кстати. Но чисто визуально, выглядела она хорошо. Особенно хорошо, в сравнении с остальными семерыми пассажирами.
Те продолжали лежать, а один стоять, в коридоре, в то время как новоявленная гостья наша высказала желание воспользоваться ванной комнатой. Я предложил ей свою, несмотря на хмурое “хм” со стороны Гэри. И даже проводил ее самолично.
Комната моя, после пережитой невесомости, выглядела ничуть не хуже чем до нее. Хлам, кажется, немного переместился и разлетелся с новой живописностью. Комната прямо заиграла новыми, не самыми выгодными, правда, красками.
Но гостья не придиралась. Конечно, ведь лучше любая ванная и любая комната, чем быть мертвой и болтаться среди обломков погибшего в крушении суденышка.
- Н-ну, в общем, вот ванная, - я пространно махнул лапой в сторону приоткрытой двери, - и... в общем, можете располагаться, отдохнуть... в моей комнате.
Она кивнула и оставила меня одного. Лампочка в ванной мигнула и неохотно разгорелась, дверь плотно закрылась за нашей гостьей.
Чистого постельного белья я не обнаружил, а потому, немного распихав по углам свои вещички, просто перетряхнул постель. Мои попытки избавить матрац и одеяло от крошек и шерсти частично увенчались успехом. На сем, я удовлетворил свой порыв к чистоплотности и гостеприимству, и покинул комнату.
Гэри занял свое место за штурвалом, но даже затылок его мне показался хмурым. Осторожно пробравшись между расставленных гробов, из которых на меня таращились удивленно-искаженные мертвецкие лица (аж до мурашек по жопе), я забрался во второе кресло. Морда у Гэри оказалась еще более хмурой нежели затылок. Наверное, все дело в лицевых мышцах: в раздувающихся ноздрях, сощуренных глазах и поджатых губах. С затылком в этом плане попроще.
Я попытался разрядить обстановку, теряясь в догадках, что могло так неожиданно расстроить этого здоровяка.
- Милая самочка, - сообщил я. - Бедра немного широковаты, но в этом же свои плюсы... а?
Я, и правда, так считал. С некоторых пор идеалы меня не возбуждали.
- Хм... - пробурчал Гэри скорее раздраженно, нежели утвердительно.
- Ну ты чего?
- Ничего... Хотя нет. Чего. Может, стоит притормозить, Лекс?
- Так я ж... - начал было я.
- Я имею в виду вообще. В целом. Тебе все это не надоело?
- Надоело? - переспросил я удивленно. - Когда мы покидали родные края... мы обещали друг-другу, что будем веселиться по максимуму. А самочки... это ж часть веселья, куда без этого? А теперь ты меня... будто бы осуждаешь.
- Осуждаю, - неожиданно подтвердил Гэри. - Я считаю, что ты неразборчивый, безответственный идиот, Лекс.
- Я?
- Посмотри, во что превратилась наша “веселая и свободная жизнь по максимуму”. Мы выполняем самую грязную и паскудную работенку, за которую никто больше и браться-то не хочет. А когда нет подобной работенки - выкручиваемся из неприятностей! Мы постоянно на всем экономим. А когда у нас появляется хоть немного денег, что мы делаем? Покупаем хороший кофе для Лекса! А я не пью кофе!
- И что? Хочешь вернуться назад, на ферму?
- Знаешь, да, Лекс. Мне надело поддерживать твое... безрассудство. Да, я хочу вернуться домой!
И он замолчал, и даже отвернулся от меня. И я отвернулся от него - уткнулся взглядом в пылевое облако, что медленно плыло за окном. На душе было гадко. Ухо опять кололо и чесалось. Голова разболелась. Мертвяки пялились на меня из коридора. Я своим, теперь уже тоже хмурым затылком, ощущал их неподвижные и удивленные взгляды.
А потом я задремал. Просто отключился, будто вляпался на миг в непроглядную темнотищу. Нельзя сказать, сколько этот миг длился на самом деле.
Когда я открыл глаза, Гэри все еще сидел за штурвалом, по левую лапу. И сидел он все еще отвернувшись от меня. Злился, наверное.
И я злился на него. Никак не ожидал, что он вот так решит меня бросить. Поэтому я не стал предпринимать попыток заговорить с ним, тем более с кухни тянуло чем-то аппетитным.
Прожив несколько дней на хлопьях и полуфабрикатах в отсутствие Q, я изрядно оголодал. Потому аромат нормальной еды наполнил мою пасть слюной и почти избавил меня от въевшегося в нос запаха медикаментов, что настойчиво продолжал меня преследовать.