отвергая придворных портняжек мошенство,
воплощенное ваше
и собственное несовершенство.
Я стою на руинах
разрушенных мною Любовей.
Пепел дружб и надежд
охладело слетает с ладоней.
I [емотою давясь
и пристроившись II очередь с краю,
за любого из нас,
как за Родину, я умираю.
(>т любви умираю
и вою от боли по-волчьи.
Мели нас презираю —
себя самого еще больше.
Я без вас бы пропал.
Помогите мне быть настоящим,
Побы вверх не упал,
не позволил пропасть всем пропащим.
Я - кошелка, собравшая всех,
кто с авоськой, кошелкой.
Как базарный фотограф,
я всех вас без счета нащелкал.
Н ваш общий портрет,
где так много дописывать надо.
Наши лица — мой Лувр,
мое тайное личное Прадо.
Я — как видеомагнитофон,
где заряжены вами кассеты.
Я — попытка чужих дневников
и попытка всемирной газеты.
Мы себя написали
изгрызенной мной авторучкой.
I [с хочу вас учить.
Я хочу быть всегда недоучкой.
* * *
Есть прямота
как будто кривота.
Она внутри самой себя горбата.
Жизнь перед ней
безвиппо виновата
за то, что так рисунком не проста.
Побойтесь жизнь спрямлять,
не понимая,
что можно выпрямлением согнуть,
что иногда в истории прямая
меж точками двумя —
длиннейший путь.
опоздание
Начинается
что-то опасное:
я
к себе самому
опаздываю.
Я назначил свидание
с мыслями —
у меня
эти мысли
свистнули.
Я назначил свидание
с Фолкнером
на банкет
оказался втолкнутым.
Я назначил свиданье
истории,
а затаскивают
в аастолия.
Хуже
проволочных заграждений
дни моих
и чужих рождений,
и меня
поросята зажаренные,
как петрушку,
В зубах зажали!
Уводя насовсем
в жизнь совсем не мою,
меня ест
все, что ем,
меня пьет
все, что пью.
Сам себе я назначил
свидание,
а меня приглашают
на
моих бренных останков
съедание
под буль-бульканне
вина.
Навалилась,
вещами обвешивая,
жизнь пе внутренняя,
а внешняя.
Жизнь разбилась
на сотни жпзннптек,
измотавших меня,
исказнпвших.
Для того,
чтоб к себе пробиться,
мне пришлось
о других раздробиться,
и обломки мои
и ошметки
под чужие попали
подметки.
Сам себя еле-еле
склеиваю
и писал бы
ногою левою,
но и правая,
но и левая
отвалились,
отдельно бегая.
Я не знаю —
где мое тело?
А душа?
Неужели давно отлетела,
даже крыльями
не прошурша?
Как прорваться
к далекому тезке,
где-то ждущему
на холоду?
Позабыл,
на каком перекрестке
сам себя
под пасами жду.
Дли но знающих —
кто они сами,
нету
времени самого.
Никого —
иод часами.
На часах —
ничего.
Опоздал сам к себе
на свидание.
Никого.
Лишь окурки раздавленные,
л и пп, дрожит па одном,