А сейчас, держа в своей, ещё не отрубленной руке чашечку кофе и беспощадно глядя на меня ещё не выколотыми глазами, команданте сказал:
- Голод - вот что делает людей революционерами. Или свой, или чужой. Но когда его чувствуют, как свой.
Странной, уродливой розой из камня
ты распустился на нефти,
Каракас,
а под отелями
и бардаками
спят конкистадоры в ржавых кирасах. Стянет девчонка чулочек ажурный, ну а какой-нибудь призрак дежурный шпагой нескромной, с дрожью в скелете
дырку
просверливает в паркете.
Внуки наставили нефтевышки, мчат в лимузинах, но ждёт их расплата -это пропарывает
покрышки шпага Колумба, торча из асфальта. Люди танцуют одной ногою, не зная -
куда им ступить другою.
Не наступите,
ввалившись в бары,
на руки отрубленные Че Гевары!
В коктейлях
соломинками
не пораньте
выколотые глаза команданте!
Тёмною ночью
в трущобах Каракаса
тень Че Гевары
по склонам карабкается.
Но озарит ли всю мглу на планете
слабая звёздочка на берете?
В ящичных домиках сикось-накось
здесь не центральный -
анальный Каракас.
Вниз посылает он с гор экскременты
на конкистадорские монументы,
и низвергаются
мщеньем природы
«агуас неграс» -
чёрные воды,
и на зазнавшийся центр
наползают
чёрная ненависть,
чёрная зависть.
Всё, что зовёт себя центром надменно, будет наказано -и непременно!
Между лачугами, между халупами чёрное чавканье, чёрное хлюпанье.
Это справляют микробовый нерест
чёрные воды -
«агуас неграс».
В этой сплошной,
пузырящейся плазме
мы,
команданте, с тобою увязли. Это прижизненно, это посмертно -
мьерда7,
засасывающая мьерда.
Как опереться о жадную жижу,
шепчущую всем живым:
«Ненавижу!»?
Как,
из дерьма вырываясь рывками, драться
отрубленными руками?
Здесь и любовь не считают за счастье.
На преступленье похоже зачатье.
В жиже колышется нечто живое.
В губы друг другу
въедаются двое.
Стал для голодных
единственной пищей
их поцелуй,
озверелый и нищий,
а под ногами
сплошная трясина
так и попискивает крысино.
О, как страшны колыбельные песни
в стенах из ящиков с надписью «Пепси»,
там, где крадётся за крысою крыса
в горло младенцу голодному взгрызться,
и пиночетовские их усики
так и трепещут:
«Вкусненько.
вкусненько.»
Страшной рекой,
заливающей крыши,
крысы ползут,
команданте,
крысы.
И перекусывают, как лампочки, чьи-то надежды, привстав на лапочки. Жирные крысы, как отполированные. Голод -
всегда результат обворовывания.
Брюхо набили
крысы-ракеты
хлебом голодных детишек планеты.
Крысы-подлодки,
зубами клацающие, -
школ и больниц непостроенных кладбища.
7 Мьерда - Дерьмо (исп).
Чья-то крысиная дипломатия
грудь с молоком
прогрызает у матери.