Холмс неторопливо достал из футляра свою любимую скрипку, раскурил шестую за сегодняшний день трубку и заиграл «Русскую песенку» Калиникова. Ватсон благоговейно, как впрочем, и все остальные, слушал чудесную мелодию.
— Вы раскрыли какую-то тайну?! — не выдержал доктор. — Я чувствую это по вашей игре…
— Запишите, Ватсон, — торжествующе ответил Холмс, не прерывая игры. — Запишите, это может пригодиться в ваших мемуарах. Мы находимся в таком месте, каких ещё не знала история!
Ватсон едва не задохнулся от восторга.
— Непостижимо! — воскликнул он. — Как удалось вас проникнуть в самое нутро этой загадки?
— Как раз «проникнуть в нутро», Ватсон, мне удалось вместе с вами… Вы знаете, очевиднго, учебные заведения, подобные тем, где учился Оливер Твист!
— Ещё бы, Холмс! У меня топорщится спина при воспоминании об этом!..
— Так вот, Ватсон, на этом полуострове таких нет! Мы прибыли с вами действительно в Республику, но правят ею сами дети…
— Но как вы смогли догадаться, Холмс?!
— Дедукция плюс интуиция, помноженные на знания и опыт, — скромно пояснил сыщик. — Не может ведь такая масса детей оказаться здесь случайно? Ведь так, Ватсон?
— О боги! — простонал простодушный Ватсон. — Как я сам не подумал об этом!.. Вы великий человек, Холмс!
В ответ полилась «Песенка без слов» Мендельсона…
— Позвольте не согласиться с вами, — раздался голос капитана Немо. — Воздаю должное вашему дарованию, мистер Холмс, но… если вы ошиблись сейчас, это лишь исключение из ваших правил.
— Вы полагаете? — холодно спросил Холмс.
— Почти уверен, — спокойно продолжал капитан Немо. — Это взрослые, зделавшие свою страну свободной, создали рай для своих сорванцов… Сдаётся мне, что в этой стране немало таких уголков! Не спрашивайте, почему я так думаю, — в своё время я и весь мой народ мечтали о свободной жизни…
Бедный Пятница — этот прямо испугался, увидев так много людей.
— За что господин сердится на Пятницу? Что я сделал? — горестно спросил он.
— Я нисколько не сержусь на тебя, — сказал Робинзон. Мы примчались сюда с тобой подобно птицам… Однако забот у меня теперь несравненно больше, чем в то время, когда я вёл одинокую жизнь на острове… Мне самому необходимо многое осмыслить. Но одно уже ясно: мне здесь нравится и ничто нам не грозит.
Между тем Тюля-Люля уже сидел на плече знаменитого отшельника и вёл негромкий разговор в почтенным попугаем Робинзона Крузо, которого, как известно, звали Попкой.
— Скажите, дядя, — недоверчиво спросил Тюля-Люля, выслушав рассказ собеседника, — неужели он ударил вас палкой, чтобы оглушить и поймать?
— Я же не выдумщик… — обиделся Попка.
— А я думал, что все люди — добрые существа.
— Мой Робин тоже добр, но он был вынужден пойти на эту крайнюю меру; иначе я не попал бы к нему. Но я не жалею — мы сдружились с ним с первого же дня…
— Эьл верно с вашей стороны, — одобрил барон Мюнхгаузен.
— Вы… Вы понимаете наш язык?! — поразился Попка.
— Я знаю все языки, даже те, на которых никто не говорит, — скромно пояснил барон.
— Разве такие языки бывают? — усомнился Тюля-Люля.
— Разумеется, — ответил барон. — Например, языки древних народов, живших тысячелетия назад…
— Я тоже умею говорить на любом языке, но не всё понимаю… — признался Тюля-Люля.
— Человек не должен быть попугаем, а попугай — человеком, — мудро изрёк барон Мюнхгаузен и погрузился в воспоминания.
Увидев мушкетёров, стоявших в стороне возле своих лошадей, старшая пионервожатая Оля подошла к ним.
Словно по команде они сняли широкополые шляпы с перьями и, помахав ими над землёй, замерли перед девушкой в почтительном поклоне. Потом д’Артаньян предъявил её читательский библиотечный формуляр, заменявший Литературным Героям удостоверение личности, и сказал:
— Мсье Дюма, наш отец, давл автографы друзьям гусиным пером… Назовите мне имена ваших обидфиков, и я распишусь на их груди кончиком своей шпаги…
— Мой друг, — мягко остановил его Арамис, — если у этого очаровательного создания появился недруг, то это уже означает, что он ненормален, Ия отправил бы его к врачу…
— А я — к дьяволу! — пробасил Портос.
— Вы заговорили оеё недоброжелателях?! — удивился Атос. — У неё могут быть только поклонники, и я хотел бы стать впереди этой толпы!
Девушка, польщённая вниманием, преподнесла им цветы.
— Желаю здравствовать, девушка, — раздался вдруг сверху чей-то приятный баритон, и Оля невольно подняла глаза. Перед ней стоял стройный и, как всегда, весёлый милиционер высоченного роста.
— Дядя Стёпа! — весело воскликнула Оля.
— Он самый. Позвольте присутствовать?
— Да-да, пожалуйста, мы так рады вам! Я сегодня дежурная по всему Артеку. Помогите мне, вы так нравитесь ребятам.
— Добрый люди уважают милицию… — согласился Дядя Стёпа.
— А можно мне… — нерешительно спросил Маугли, взять с собой пантеру Багиру, удава Каа и медведя Балу?
Девушка засмеялась, не зная, как поступить, но Дядя Стёпа выручил:
— По-моему, можно… И ещё вон там стоят Вини-Пух, Белый Клык, Рики-Тики-Тави, медведь Гризли, Золотой петушок, Белый пудель и Каштанка… Пригласим их, чтобы они находились в своей компании?
— Пригласим! — хором ответили ребята с трибун. — И, пожалуйста, пустите доктора Айболита, это же и наш друг…
— И мы хотим в эту компанию с Геной, — пропищал Чебурашка.
— И я! Сказал Зайка, подбегая к Дяде Стёпе. — И Бемби тоже хочет, но стесняется…
— А вы, извините, кто будете? — спросил Дядя Стёпа, обращаясь к роскошно одетому арабу в чалме, усыпанной драгоценными камнями.
Он восседал на голубом скакуне, который вытанцовывал по алой ковровой дорожке. Впереди дорожку раскручивали два полуголых невольника, а позади ещё двое скручивали её в рулон. За спиной всадника несколько десятков пышно одетых придворных ползли на животе вслед за мелко семенящим глашатаем в тёмных очках.
Услышав голос Дяди Стёпы, он зычно прокричал:
— Дорогу светлейшему пятому аббасидскому халифу Харуну ар-Рашиду, хозяину Вселенной и Повелителю правоверных, герою арабских сказок «Тысяча и одна ночь»! На колени все и припадайте к стопам Знаменитейшего их знаменитых… Берите поучительный пример с министров Его Величества, целующих следы Могущественнейшего из могущественных, для которого народы мира — пешки в игре его непокорного воображения…
— А-а, гражданин Рашид! — сказал Дядя Стёпа. — Сразу и не признал… Мы, знаете ли, отвыкли от таких званий. Эти люди все с вами?
— Люди?! — поморщился халиф. — Со мной?!
Он двинул мизинцем, украшенным ярким рубином, и сопровождавшая его свита тут же превратилась в облачко пыли.
— Я один и неповторим, — сказал Харун ар-Рашид и подарил Оле золотую розу с бриллиантовыми каплями росы.
— Хоть он и литературный халиф, а всё одно эксплуататор, — вздохнул Дядя Стёпа. — Но никуда не денешься, в некотором роде собрат.
Следом за Харуном ар-Рашидом гарцевал великолепный скакун арабских кровей, но… без седока, с пустым роскошным седлом.
— Эй, гражданин Рашид! — крикнул Дядя Стёпа. — Это ваш запасной конь?
— Халиф обернулся, иронически глянул на скакуна и ответил:
— У меня нет запасных коней.
— Извините, — смутился Дядя Стёпа. — Так где же его хозяин?
— Я здесь и приветствую почитателей мистера Герберта Уэллса… — вдруг раздался голос над седлом. — Я Человек-Невидимка!
Разминка окончилась, и Властитель Вод объявил:
— Предлагаю состязание на ловкость и сообразительность. Вы получите чёрно-белый полосатый мяч — вот он…
И прямо с ясного неба на середину зелёного поя плавно, словно снежинка, опустился обещанный мяч.