Джек за дверью в соседнюю комнату услышал воцарившуюся тишину в спальне жены и понял; что она осталась одна. Луи закончил бритье и с почтительным видом разложил на постели бирюзового цвета шелковый халат и благоговейно расправил его отвороты, складки и бахрому на широком кушаке.
– С остальным я справлюсь сам, Луи, – сказал герцог, пытаясь скрыть нетерпение.
Камердинер поклонился и, пятясь, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь в коридор с особой осторожностью.
Джек в одних чулках подошел к двери в соседнюю комнату и открыл ее. Аромат лаванды и розмарина – первое, что он заметил, потом он увидел в ванне свою жену с кожей, порозовевшей от теплой воды, с влажными волосами, собранными в узел на макушке. Она не спеша повернула голову, которой опиралась о бортик ванны, и посмотрела на него. На нем были только бриджи и рубашка, небрежно расстегнутая у горла. Волосы его, как обычно, были стянуты назад и завязаны черной бархатной лентой, а кожа на шее была бронзовой от загара после пребывания в течение трех недель в деревне в разгар бабьего лета. Она заговорила медленно, тщательно подбирая слова:
– Желаю вам доброго вечера, ваша светлость.
Джек подошел к ванне и стоял, глядя на нее горячим взором.
– Восхитительное зрелище, – пробормотал он. – Вся покрытая росой, розовая и нежная, как бутон, готовящийся раскрыться… или быть раскрытым.
Ленивая улыбка зазмеилась в уголках его губ.
Он встал на колени возле ванны, закатав рукава рубашки до локтей. Каждое его движение, каждый жест были полны чувственности, томления и таили обещание, и от этого кровь ее заиграла и волна желания и предвкушения омыла бедра.
Томным движением он взял в руку веточку лаванды, положил ее на середину ее лба и провел воображаемую линию по ее носу, губам и ямочке на подбородке, потом по шее, чуть помедлив во впадинке, где с необычной скоростью билась жилка. Он продолжал неспешно чертить линии между ее грудями, выступавшими из воды, темные соски которых отвердели и приподнялись.
Внизу ее живота уже запорхали бабочки. Он провел веточкой лаванды по ее пупку, и это вызвало в ней восторг. Зажав ее сосок между большим и указательным пальцами, он принялся ласкать его, а свободной рукой приподнял ее лицо за подбородок и поцеловал. Его губы, поначалу твердые, постепенно обрели мягкость и нежность и теперь будто растаяли, соприкоснувшись с ее губами, а язык принялся заигрывать с ее языком, и эта сладостная игра становилась все мучительнее. Медленно он поднял голову, заглянул в ее разгоряченное лицо и посмотрел на губы, заалевшие и припухшие от его поцелуя, и в глаза, теперь загоревшиеся золотистым огнем.
На мгновение перед его умственным взором предстал образ Лили: ее фарфоровая кожа, чуть окрашенная розовым, ее синие глаза, ярко-алые губы… Но ему было известно, что совершенство ее кожи и нежная алость губ были обязаны своими красками пудре и румянам. Ее брови были выщипаны, и им была придана форма совершенных дуг. Темные же брови Арабеллы были густыми, прямыми и четко очерченными. Он облизнул большой палец и разгладил ее брови осторожными и нежными прикосновениями, потом наклонился и поцеловал ее в кончик носа.
Эта смена его настроения, какой бы мимолетной она ни была, не ускользнула от Арабеллы. Внезапно она подумала, не пришел ли он к ней прямо из постели своей любовницы. Она выпрямилась в ванне, подтянув колени к подбородку, и вопрошающе посмотрела на него.
– В чем дело; любовь моя? – спросил он, улыбаясь, но несколько озадаченный.
– Мне вдруг показалось, что ты смотришь не на меня, а на кого-то еще, – ответила она уклончиво. – Это было странное чувство и… неприятное…
С минуту он молча смотрел на нее и увидел других, слишком часто являвшихся ему на ум, когда он был со своей женой. Это всегда бывала Шарлотта и часто Фредерик. Эти тени, являясь ему, заслоняли от него Арабеллу.
Арабелла прикусила нижнюю губу, потом сказала:
– Я совсем не знаю тебя, Джек.
«Да, – подумал он. – Не знаешь. Совсем не знаешь».
Но она среди этих теней оставалась ни в чем не повинной. Он должен был каким-то образом научиться отделять ее от этих теней и видеть одну.
У Арабеллы упало сердце, когда она заметила этот замкнутый взгляд, будто он удалился от нее в такое место, куда она не могла за ним последовать.
Но тотчас же это выражение исчезло из его глаз, и они снова потеплели, а красивый рот вновь обрел нежный и чувственный изгиб. Он оперся руками о бортики ванны, наклонился к ней и поцеловал ее в губы.
– Мне не хочется отвлекаться, моя прелесть, – пробормотал он, почти не отрываясь от ее губ, а язык его уже пытался проникнуть в ее рот.
Она позволила ему это, губы ее раскрылись, и она ответила на поцелуй. Он провел рукой по ее телу, заставляя ее опуститься в воду, колени ее выпрямились, и она скользнула в ванну и положила голову на ее край, ее волосы, собранные в узел на затылке, впитали в себя влагу.
Теперь все ее ощущения были сосредоточены там, куда обратилось его внимание. Его рука ловко и умело играла с сокровенными уголками ее тела, раздвигая набухшие половые губы и нежно потирая их, до тех пор пока она не смогла больше скрывать бушевавший в ней пожар. Она услышала свой негромкий крик, и прошло много времени, прежде чем она полностью пришла в себя. Теплая вода омывала ее разгоряченную плоть, глаза оставались закрытыми, и она медленно и постепенно возвращалась к действительности, дыхание ее становилось все более спокойным и ровным.
– Очнись, спящая красавица, – пробормотал Джек и плеснул на нее водой.
Этот прохладный душ освежил ее разгоряченную кожу. Она медленно открыла глаза, и ее взгляд теперь неотступно следовал за ним, пока он поднимался на ноги, снимал рубашку, потом бриджи, наконец чулки. Теперь он стоял над ней, обнаженный и в полной боевой готовности.
– О, я не сплю, – прошептала Арабелла.
– В таком случае идем.
Он расправил для нее полотенце, оставленное Бекки возле ванны, потянулся к ней, подхватил ее под мышки и заставил подняться изводы.
– Мое неистощимое терпение подходит к концу.
Он обернул вокруг нее ткань, приподнял ее, прижал к себе и бросил на кровать, спеленатую и путающуюся в складках полотенца.
Потом принялся вытирать ее, и тер так усердно, что кожа ее запылала. Он вертел и крутил ее, поднимал ее ноги и вытирал влагу между пальцами и делал это нежно и тщательно. Ее ступням стало щекотно, и она сделала слабую попытку увернуться, пока его язык порхал по ее стопам, потом он стал забирать в рот каждый палец на ее ногах по очереди.
«Нынче вечером он решил сделать меня совсем беспомощной», – мельком подумала Арабелла.
В том, как он занимался с ней любовью, была какая-то необычная напряженность, его серые глаза сверкали почти свирепо, и он смотрел на нее так, будто собирался проглотить ее. Он изучал каждый дюйм ее тела, не оставляя неисследованным ничего. И этот накал его чувств воспринимался ею как обжигающий огонь.
Она осознала, что приподнимается ему навстречу, готовясь его принять. Ее тело стало как пружина. Она не могла им насытиться – его губами, языком, пальцами рук и ног. Арабелла так же пожирала его, как он ее. Она поднялась и нависла над ним, оседлав его бедра, и принялась ласкать и поглаживать его орган, исторгая у него стоны восторга. Потом он обхватил ее бедра, поднял ее и вошел в нее одним мощным движением, проникнув до самой сердцевины, и она откинула голову, издав громкий крик. Она не могла бы сосчитать, сколько раз достигала вершины наслаждения с того момента, как он вытащил ее из ванны, и каждый раз был восхитительнее предыдущего, но сейчас ей казалось, что тело ее распадается, разлетается на тысячи кусков, и куски эти подхватывают четыре ветра всех сторон света. Он яростно и крепко сжимал ее спину, изо всех сил привлекая ее к себе, и с каждой пульсацией, с каждой судорогой его семя наполняло ее.
Наконец она упала вперед и голова ее оказалась на его влажном и скользком от пота плече. Его сердце бешено билось, и она ребрами ощущала это биение, соразмерное ее собственному. Она медленно вытянула ноги так, что они оказались лежащими поверх его ног. Он был все еще в ней, и она сжала ногами его бедра, чтобы удержать его в себе еще хоть на минуту дольше. Его пальцы уже не сжимали ее с такой силой и яростью, но руки оставались на ее спине, и на несколько мгновений они оба погрузились в транс пресыщения, но не сна.