– Кто это, Тереза?
– Джек вернулся, – сообщила женщина. – Это его жена.
Не последовало ни восклицаний, ни вопросов. Только спокойные взгляды и молчаливые кивки, означавшие понимание.
– Подойдите поближе к огню, жена Джека, – сказал пожилой мужчина, указывая на табуретку. – Долго ехали?
– Два дня, – ответила она, садясь на предложенное место. – Из Кале.
Люди одобрительно закивали, сознавая, какой подвиг они совершили. Кто-то сунул ей в руку чашу с вином, и она с благодарностью отпила глоток.
Где-то за ее спиной открылась дверь, и она скорее почувствовала, чем увидела, что вошел Джек. Она предположила, что он занимался лошадьми. Арабелла повернула голову. Он опустил их саквояжи на пол и пропал из ее поля зрения, смешавшись с другими людьми, окружившими его и задававшими ему негромкие вопросы, которые следовали друг за другом так быстро, что он едва успевал отвечать.
При упоминании о Шарлотте внезапно наступила тишина. Арабелла смотрела на огонь, позволив благотворному теплу от выпитого вина разлиться по ее телу. Насколько хорошо эти люди знали его сестру? Она догадывалась, что они не все были по происхождению дворянами, но их связало общее дело, и у нее возникло ощущение, что они давно вместе и объединены борьбой за это дело. Сколько их погибло в этой борьбе, хотела бы она знать. Она чувствовала себя чужой, вторгшейся без приглашения в их мир, и потому оставалась сидеть на табуретке у огня, ожидая, когда Джек обратит на нее внимание.
Наконец он подошел к ней и положил руку ей на голову жестом властелина:
– Не объяснишь ли ты, Арабелла, что привело нас сюда?
Она пересказала историю, услышанную от Клода Фламана, и все это время рука Джека лежала на ее голове. Она старалась говорить спокойно, не проявляя эмоций, скрывая радость, вызванную тем, что Джек признал ее роль в этом деле перед своими друзьями, то есть объявил ее своей соратницей.
– Мы ничего не слышали о Шарлотте, Джек. Из Шатле просачивается немного информации даже в лучшие времена.
Подошла Тереза и дотронулась до плеча Джека.
– Побоище в Ля Форс было… таким всеобъемлющим.
– Знаю, – ответил он, и в голосе его она расслышала хриплые нотки.
Его рука, лежавшая на голове Арабеллы, опустилась, и он потянулся к столу, чтобы снова наполнить свою чашу вином из графина.
– Нам известно, что Шарлотта оказалась в центре этой бойни. Но если каким-то чудом она уцелела, никто из нас не слышал об этом.
Арабелла, к своему изумлению, перебила ее:
– Мало смысла в сомнениях и догадках. Если она там, мы должны вызволить ее оттуда. Мне говорили, что за деньги это возможно.
Никто не обиделся на ее вмешательство. Только Тереза сказала:
– Если сделать это с умом, то не исключено, что сработает. Но, обратившись не к тому человеку, можно навлечь на себя несчастье. Людей порой казнили за попытку дать взятку народной полиции. – Она коротко рассмеялась. – Как ни странно, но они не все коррумпированы.
– Сначала мы должны узнать, действительно ли графиня содержится в Ле Шатле, – сказал мускулистый мужчина, поднимая тяжелое полено, чтобы подбросить его в очаг.
Потом принялся поворачивать на вертеле свинью, ронявшую капли жира в огонь, и тот вспыхивал с новой силой.
– Э, Жан-Марк, кто-то должен туда пробраться. Женщина, – сказала Тереза. – Они не пустят мужчину в камеры к женщинам.
Она оглядела собравшихся.
– Наши лица мелькают на улицах. Тюремщики все из этих мест. Есть большая опасность, что кого-нибудь из нас узнают.
– Пойду я, – вмешалась Арабелла, – если вы научите меня, как это сделать.
– Нет, – решительно возразил Джек.
– Да, – настойчиво сказала Арабелла.
Снова наступило молчание, прерываемое только шипением жира, бульканьем вина, льющегося из кувшина в чашу или стакан, да стуком скалки о стол. Арабелла выдержала взгляд Джека.
– Есть смысл в том, что говорит мадам. Пусть отправляется она, – сказала наконец Тереза. – Мы оденем ее соответствующим образом и скажем, куда идти. Проникнуть внутрь довольно легко, если приходишь продать что-нибудь и можешь ласково улыбнуться стражу.
– Нет, – возразил Джек.
– Да, – настаивала Арабелла. – Я сумею улыбнуться тюремщику, как любая другая женщина. Мой французский сносен, особенно если я буду говорить просто. Акцент мой, конечно, не очень убедителен, но можно говорить тихо…
– Даже в лучшие времена обстоятельства там не располагали к беседе, – сказал пожилой человек, сидевший у огня, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Вот улыбнуться, хихикнуть, позволить себя ущипнуть, и вы уже там и чувствуете себя свободно.
Арабелла не смогла удержаться от улыбки, увидев выражение лица Джека. Она догадалась, что больше всего его ужаснула перспектива, что она позволит себя ущипнуть.
– Я не каменный, моя любовь, – возразил он.
– Дело не в этом.
– Давайте-ка поедим. У нас еще останется много времени поговорить об этом на полный желудок, – предложила Тереза. – Садитесь-ка все за стол.
Она принялась вытирать муку со стола мокрой тряпкой, а другая женщина уже торопливо ставила на него сковородки с картофелем и капустой, горшочки с маслом, глиняные миски, раскладывала караваи хлеба и приборы. Один из мужчин нарезал крупными ломтями жареную свинину, все еще брызжущую жиром, и положил их на продолговатое деревянное блюдо, стоявшее посреди стола.
Арабелла заняла место на одной из длинных скамей, Джек сел с ней рядом. Он наполнил ее чашу, когда пустили по кругу бутыль с вином, вилкой подцепил кусок мяса и положил ей на тарелку. Она с аппетитом ела, слушая разговоры, но сама мало принимала в них участия. Из разговоров ей стало ясно, что эта небольшая группа людей не только помогла Джеку выбраться из Франции после ареста его сестры, но что и сам Джек трудился вместе с этими людьми в самые страшные дни революции. Они прилагали отчаянные усилия переправить из города тех, за кем охотились, а также добраться до побережья либо эмигрировать в Австрию или Швейцарию.
Она знала только того человека, которого он счел нужным показать ей, – плута, распутника и игрока, способного довести до разорения и гибели своего ближнего, циничного светского льва, друга принца Уэльского: ей было известно, что его интересует политика и правительство Англии, а также что все без исключения собаки ластятся к нему.
Но теперь она услышала о другой его ипостаси. Этого человека она еще не встречала – мужчину, помогавшего бежать обреченным из страны, истерзанной революцией, постоянно рисковавшего жизнью. Человека в распахнутой рубашке, евшего, положив локти на стол, запихивавшего в рот куски мяса и продолжавшего при этом говорить с многими из пестрой толпы друзей и соратников, с которыми его связывало общее дело. И все же, думала она, подаваясь назад, чтобы получше видеть его профиль, вероятно, эта его ипостась была главной, все же остальное поверхностным, всего лишь маски каким бы толстым ни был слой позолоты. И этот же человек из мести мог довести другого до разорения и самоубийства.
– Ты, должно быть, устала, – сказал Джек вдруг, поворачиваясь к ней. – Ты как следует поела?
– Более чем достаточно, – сказала она.
– Тогда надо найти для тебя постель.
– Пока еще нет, – ответила она, поднимая к губам чашу с вином. – Мы должны составить план на завтра, и мне надо узнать все, что требуется.
Она поискала глазами женщину, впустившую ее в дом. Было очевидно, что дом этот принадлежит Терезе и что в этой группе она была одним из лидеров.
Тереза оперлась о стол локтями и сказала:
– Вы оденетесь торговкой. Возьмете с собой корзину с несколькими караваями свежеиспеченного хлеба. Среди тюремщиков есть люди с деньгами. Они купят их у вас. Если вы попросите их как следует, они пропустят вас в женские камеры, чтобы вы попытались продать часть своего товара и там.