— Кости Христовы, Оливье! Ничего не понимаю! Почему он так уверен в успехе?! — воскликнул Гай, отворачиваясь от окна. — Я должен уехать в Англию, как только кончится турнир. Ты останешься здесь. Только постарайся, чтобы Шарль в случае очередного визита не увидел тебя. Теперь-то он сразу тебя узнает. Оберегай леди Магдалену и, если почувствуешь неладное, немедленно посылай ко мне гонца. Ясно?
Оливье не слишком понравился такой расклад, и его положение при Гае было достаточно прочным, чтобы не скрывать своего недовольства. Но господин остался неумолим. Что ж, если леди Магдалена нуждалась в защите, он обеспечит эту защиту любой ценой.
Гай отослал своего человека спать и решил последовать его примеру. И хотя перспектива одиночества в постели была более чем безрадостной, лорд де Жерве, как человек военный, умел изгонять из головы неподходящие мысли, чтобы ловить каждую минуту подчас жизненно важного сна. Он сделал все, что мог, для безопасности леди Магдалены. Все, что мог, дабы Эдмунд не страдал от предательства родного дяди. Большего никому не достичь, и теперь он остался наедине со своей печалью. Остается ждать. Средство исцеления — в его руках… если только это возможно.
Последующие дни он почти все время проводил с Эдмундом на ристалище, готовясь к турниру, наблюдая, как тот управляется с копьем и мечом, словно племянник снова стал пажом или оруженосцем, только начавшим обучаться рыцарскому искусству.
Эдмунд казался веселым и дружелюбным, внимательно слушал советы, касавшиеся дел в хозяйстве и гарнизоне, принимал все предложения относительно будущего праздника, но Гай де Жерве видел: что-то не так. И в очевидной жизнерадостности подопечного было нечто фальшивое и неестественное. Гай слишком давно знал молодого человека, чтобы не заметить этого, и сейчас пытался найти причину. Магдалена не нарушила бы клятвы. Мало того, ему было точно известно, что она не сделала этого, ибо последствиями такой исповеди были бы не только глухое недовольство и постоянная душевная неудовлетворенность Эдмунда. Но между супругами что-то произошло, и Гай подозревал, что все дело в Магдалене. В его силах было приказать ей молчать, но он не мог требовать, чтобы она обращалась с мужем с теми любовью и уважением, которых тот заслуживал. Не мог заставить ее прогнать тоску, забыть о прошлом и смотреть в будущее. Правда, мог попытаться справиться с собой, и, если ничего не получится, страдания выпадут только на его долю. Но поведение Магдалены отражалось на Эдмунде, а тот явно не находил себе места. И не сводил глаз с жены, наблюдая за каждым ее движением. Но если она и знала об этом, все равно не подавала виду, просто продолжала заниматься своими делами, одаривая мужа то словом, то улыбкой, то жестом, мимоходом, почти небрежно, так, что Гай ощущал обиду Эдмунда, как свою. Почему Магдалена этого не чувствует?
Но Гай, кажется, понимал, что происходит. Все дело в невинном очаровании Магдалены. Не сознавая своей силы, она невольно ранила тех, кто попадал в ее сети. Эдмунд нуждался в ее любви, а она оставалась равнодушной.
На третью ночь он обнаружил, что тоска Эдмунда имеет вполне определенные основания. Бессонной ночью Гай обходил укрепления, не находя себе места и не зная отдыха. В донжоне спали женщина, которую он любил, и его родное дитя. С самого приезда Эдмунда он не видел свою дочь и вынуждал себя сидеть в сторонке, когда Магдалена приносила Зои в зал. Он умирал от желания подержать девочку, но не смел из страха, что обнаружит себя. Вместо этого приходилось снова и снова становиться свидетелем нескрываемого восторга Эдмунда, полностью уверенного, что он отец ребенка.
Необходимость скрывать отцовство терзала душу Гая, и он сильно сомневался, что когда-нибудь исцелится. Но теперь придется жить с этим до конца дней своих. И все же он должен еще раз увидеть малышку перед отъездом. Поцеловать маленький лобик, бросить последний взор на нежное личико, вдохнуть сладкий молочный аромат.
Гай шагнул вперед и неожиданно увидел Эдмунда, прислонившегося к парапету: темный силуэт, очерченный лунным светом. Думая, что рядом никого нет, он сбросил маску веселости и довольства, и сейчас перед Гаем был несчастный, одинокий человек, понуро опустивший прикрытые коротким плащом плечи. Эдмунд задумчиво смотрел вдаль, словно боясь заглянуть в себя и столкнуться с чем-то страшным.
— Эдмунд?!
Молодой человек вздрогнул и мгновенно растянул губы в улыбке.
— Господин мой, вы поздно гуляете.
— Ночь уж очень хороша. Но как насчет тебя? Сегодня ты упражнялся долго и упорно и наверняка устал.
Эдмунд пожал плечами:
— Да, и устал тоже. Но больше всего измучен.
— Чем? — осторожно спросил Гай, придвинувшись ближе.
Эдмунд доверял человеку, под защитой которого вырос, и теперь не задумываясь выпалил правду.
— Я так хочу ее, — тоскливо признался он. — Описать не могу, как сильно. Но она все твердит, что после родов прошло слишком мало времени и мне нельзя ее взять. А меня пожирает желание.
Он с такой силой стиснул кулаки, что костяшки пальцев побелели.
Гай прекрасно понял его. То же самое он часто испытывал в последнее время. Правда, он мог подсказать молодому человеку способ утолить жажду и не повредить при этом только что оправившейся жене. Он и сам пользовался этим способом несколько недель подряд, доставляя удовлетворение не только себе, но и любимой женщине, лежавшей в его постели. Но он вдруг обнаружил, что не может заставить себя поделиться знаниями. Не сейчас. Не с этим мужчиной. Мужем Магдалены.
Поэтому он сказал:
— Пойдем. Есть простой и легкий выход. Мы поедем в город.
Эдмунд попытался было возразить, но Гай уже устремился к лестнице. Он тоже последует примеру Эдмунда и найдет утешение у доступных женщин. Есть моменты, когда нарыв необходимо вскрыть.
Они молча выехали через задние ворота. Не впервые оба отправлялись на галантные подвиги. За годы войн и сражений Гай часто охлаждал горячую молодую кровь этим сравнительно безопасным манером.
Он хорошо знал, что не нашедший выхода пыл — плохой помощник воина, когда вокруг так много возможностей сорвать злобу и неудовлетворенность на беззащитных. По опыту Гая такие излишества приносили мало пользы и обычно приводили к новым эксцессам, как средству утишить гнев и раздражение. Более того, они отвлекали мужчину от цели, сбивали с прямой дороги. А рассеянность на полях сражений была так же опасна, как отсутствие оружия и доспехов.
Однажды и Эдмунд поддался опьянению победы, изнасиловав в амбаре несчастную вдову, пока ее муж валялся мертвым во дворе. Но его раскаяние было таким же исступленным, как и порыв, которому он поддался. Для него насилие не было естественной наградой за выигрыш в схватке. Не такой он человек, чтобы принуждать свою жену.
Как долго Магдалене удастся избегать супружеских ласк? Лишать мужа своей любви?
Мысль о ее капитуляции наполняла Гая бесконечным отвращением, и все же он понимал, что это должно случиться, ибо сам так решил. Правда, можно было приказать ей подчиниться Эдмунду, но он этого не сделает. Эдмунд сам должен найти дорогу к сердцу жены, отыскать ключ к чувственным тайнам ее тела. Они оба молоды, только начинают жизнь, и Магдалена не питает неприязни к Эдмунду. Если бы не он, Гай, они жили бы в мире и согласии, и пора с этим смириться.
Подобные размышления отнюдь не располагали к дружеским беседам. Поэтому Гай продолжал молчать.
Уже на закате в городе прозвучал звон колокола, предписывавший жителям бросать работу и погасить огни, поскольку становится слишком темно. Почти все подчинялись этому закону. Но в некоторых кварталах еще не спали. Есть такая работа, которую лучше всего делать в темноте.