- Для ускорения реакции.
- Черт! Забыла! – Даша вскочила со стула, одернула занавеску, взяла с подоконника бутылку вина и, будто извиняясь, проговорила: - Я помню про ваш коньяк, но у меня от него голова болит… Вы пьете сухое?
- Не сегодня, у меня завтра пациент сложный. Отпуск закончился.
- Извините, - Даша отставила бутылку и села снова. - У меня не только с математикой проблемы. Вообще с сообразительностью туго… Каким образом наличие жены в вашем доме поспособствует ускорению реакции в ваших отношениях с этой… вашей?..
- Вы же не маленький ребенок, Даша, - Герман принялся за ужин, пахло слишком соблазнительно. – Все просто. Ревность.
- А-а-а-а… Ну да… просто… - согласилась Даша и уставилась в свою тарелку. А потом вдруг рассмеялась. – Слушайте, бывает же! Мы с вами просто уникальный случай! Как два магнита, на которые налипли гвозди и гайки. И вместо того, чтобы тихонько отсиживаться каждый в своем углу, мы притянулись друг к другу.
- Очень образно, - сказал Герман, подкладывая себе салат.
- Чересчур, да?
- Да нет… Кстати, вкусно.
- Спасибо. Во всей этой ситуации утешает только одно. Не только я вас использовала. Хотите еще? Осталось.
- Хочу, - он протянул Даше тарелку. – Люблю поесть.
- Это хорошо, - хохотнула она. – Потому что я сегодня, как вы предложили, пошла гулять и затарила вам холодильник.
Через мгновение перед ним стояла порция добавки.
- Еще будет пудинг.
Герман присвистнул. Она улыбнулась и потопталась на месте. Если вдуматься, то нельзя сказать, что его предложение ее не устраивало. Ее потряхивало от одной мысли, что после того, как ей с этой свадьбой в Козельце перемыли все кости, придется вернуться домой и слушать насмешки. Когда смеялся один Витя – это одно. Когда весь поселок – проще удавиться. Ее окрестили неудачницей еще в детстве. Она ни одного начинания не довела до ума, хотя была упорна. Вечно обстоятельства давали ей основательного пинка. Может быть, этот последний пинок – то, что ей, и правда, нужно? Постараться жить своей жизнью. И чтобы никто не лез с советами и нравоучениями. Во всяком случае, этот… «муж» не производил впечатление любителя почитать нотации.
- В общем, концепция ясна… - наконец, сказала Даша. – Что я должна делать? Просто жить у вас?
- Просто жить в моей квартире, - подтвердил Герман.
- И я могу заниматься, чем хочу?
- Конечно.
- И потом мы с вами разведемся, как только этот спектакль сделает свое дело?
- Да.
Она замолчала, о чем-то раздумывая. Потом лицо ее просветлело, и она сказала:
- Ну, я думаю, пара месяцев в запасе у меня есть… а в сентябре в общежитие съеду. Спасибо!
- В какое еще общежитие? – удивился Герман.
- При университете, - уже совсем весело сообщила Даша. – Я как раз успеваю подать документы! И если поступлю… Вот если бы я замуж в позапрошлую субботу вышла, у меня бы точно шанса не было!
- А-а-а, - понимающе протянул Липкович и резко перешел на «ты»: – Ну если какая помощь понадобиться – говори, не стесняйся.
- Я уже взрослая девочка, - усмехнулась Даша и убрала свою тарелку. – Чай? Кофе?
- Какао. Но все-таки, если вдруг…
Она улыбнулась. И сварила две чашки какао с молоком. Как любила сама.
Глава 8
Утренние телодвижения Германа Липковича были отработаны до автоматизма. Отключить будильник, принять душ, собраться на работу. Впрочем, теперь этот процесс проходил гораздо быстрее. Отпала необходимость гладить рубашки, и завтрак был всегда приготовлен. Как и ужин по вечерам. Однажды Герман попытался объяснить, что это вовсе не обязательно. Но особо не настаивал, когда Даша продолжила делать то, что считала нужным.
- Доброе утро! – появился он на кухне.
Даша оторвалась от книги, качнула головой, отхлебнула кефир прямо из бутылки и сказала:
- Привет.
Она была немногословна, хотя по природе казалась болтливой. Но совсем никогда не приставала с разговорами. Если бы не эти самые рубашки и не забитый едой холодильник, то можно было бы и не замечать ее присутствия. С другой стороны, что удивительного – провинциальная девочка с консервативным воспитанием. Слава богу, хоть не забитое село.