- Я не совсем бестолковая, - смеясь, рассказывала она. – Как-то раз вылечила соседскую козу. У нее была непроходимость пищевода. Дядь Толе неохота было ветеринара везти, уже рукой махнул. Машка, коза в смысле, двое суток промучилась. Думал забить ее и все. Но я влезла. Уже почти год прошел – скачет. Всего лишь растительное масло и массаж, представляешь?
- Представляю. Но, боюсь, в моей практике этим не воспользуешься. А тебе, правда, все это интересно? – спросил Герман, посмотрев ей в лицо. Оно было вдохновенным и светилось немного детской радостью. Он вспомнил себя в период учебы. Почему-то особенно ярко он помнил свою первую артротомию. Была и у него своя «коза Машка».
- Интересно. С детства. Я еще дятла выхаживала в десять лет. Знаешь, такого… в шапке, из Красной книги. Мы гулять ходили в лес. А его кот гонял по тропинке, он взлететь не мог. Я и забрала. Он у меня почти полгода прожил. Выпустить, наверное, надо было, но он же к жизни не приспособлен оказался. И умер через полгода. Рыдала-а-а…
- Ну Машку же свою спасла.
- Почти десять лет спустя, - улыбнулась Даша. – Правда, с тех пор больше никого спасать не пришлось. В нашей ветлечебнице места не было. И я со своим технарем такая: «У меня призвание!» По фермам бегаю, ищу, может, что-то найдется. И ничего второй год. Глухо, как в танке.
- То-то ты и прешь, как танк, – рассмеялся Герман.
- В смысле?
- В смысле, поступать собираешься не на библиотечный.
- А-а-а-а... - Даша задумалась и засмотрелась на воду. Кажется, едва ли не впервые она кому-то так много рассказывала о себе. Таська не в счет. – Ну, библиотека – это временное. Я всегда как временное воспринимала. Мои смеялись, что нет ничего более постоянного, чем временное. Но... зачем мне то, что я не хочу, если я точно знаю, что мне надо?
- Наверное, незачем.
- Это похоже на твой Цюрих?
- Не совсем. Просто иногда нельзя получить все одновременно. Приходится выбирать.
- Но если точно знаешь, что хочешь, выбирать легко, верно?
- Не люблю выбирать, - рассмеялся Герман. – Даже когда знаю, чего хочу.
Даша негромко засмеялась в ответ и повернула к нему лицо. Его внешность трудно было назвать непримечательной. Крупные, даже немного грубые черты на круглом добром лице – этакие залихватские, будто на тяп-ляп лепили. Серо-голубой взгляд, который часто улыбался, но и часто бывал мрачен. Четкая поперечная морщина на переносице. Умный, думает много. Нос с горбинкой. Но при этом красивая линия тонких губ. Ему шла улыбка. Делала его моложе, что ли. Небрежная щетина. Смесь мишки Гамми и БрэдПитта.
- Иван Александрович прав, - констатировала Даша. – Ты жадный.
- А ты альтруистка?
- Если бы я была альтруистка, я бы во имя мира и спокойствия домашних и друзей пошла на библиотечный и вышла замуж за Витю. Не-е-е-ет… Я тот еще эгоист.
- Я заметил. Слушай, эгоист, может, такси вызвать? Не замерзла? – спросил Герман.
- Я редко мерзну. Мне жара хуже. А вот разуться очень хочется. Ненавижу шпильки.
- Так не интересно. Вот и как о тебе заботиться?
- Ну, если бы мы были влюблены, - засмеялась Даша, - подхватил бы меня на руки, потому что ноги, и правда, огнем горят. Но ты можешь все-таки вызвать такси.
Что он и сделал. Такси приехало быстро, доехали по ночному городу еще быстрее. У подъезда Гера распахнул дверцу машины и весело спросил:
- Ну что, на руках нести или сама пойдешь?
Даша высунулась наполовину из авто и открыла, было, рот, намереваясь, судя по выражению лица, отпустить какую-то остроту, как взгляд ее зацепился за что-то за спиной Германа, да так и застыл. Улыбка с лица медленно сползла, и Даша выдохнула:
- Ой, мамочки…
- Дарья! – раздался во дворе суровый голос Михаила Дмитриевича.
- Даш! – одновременно с ним выкрикнула Алла Васильевна.
- Ты почему трубку не берешь?! – это уже они орали хором.
Глава 9
Маршрут семьи Чугай под подъезд семьи Липковичей был сложным, может быть, даже несколько запутанным, но вполне закономерным в сложившихся обстоятельствах.
Киев-Козелец-Киев.
В обед приземлились в Борисполе. Добрались до дома, чтобы найти там письмо от Даши настолько странного содержания, что хоть за голову хватайся. Единственное, что сумела произнести после прочтения оного Алла Васильевна, было буквально следующее: