- И в какую это сторону тебя занесет?
- В сторону Валеры.
- Это который гинеколог?
- Он самый.
Даша на мгновение задумалась и снова заглянула в чашку. Потом подозрительно произнесла:
- И по какому поводу сборище?
- Да, как обычно, просто так.
- Как обычно, - проворчала Даша. – Твой Валера так и не женился? Холостяцкая вечеринка, да?
- Дашка, уймись, - рассмеялся Гера.
Даша смешалась, покраснела и показала ему язык. А потом деловито предупредила:
- И не вздумай считать, что я ревную, ясно?
- Ну я так и понял: не ревнуешь.
- Не ревную! – кивнула она. – Ты к нему вечером или как? Когда ждать-то?
- Лучше не жди, спать ложись, - ответил Герман и направился к выходу.
- Кошмар! – возмутилась Дашка и вымогательски добавила: - Не лягу, пока не придешь.
- Дашка! – докторским тоном рыкнул Герман и ушел собираться.
А Даша стала как шелковая. Мама ей популярно объясняла, что ревность и навязчивость не красят женщину. Хотя это и не значило, что она не воплотит свои угрозы в жизнь. Но об этом Герман узнает только вечером. Или ночью – как повезет.
Через десять минут она увлеченно целовалась с ним в коридоре, прекрасно понимая, что перегибает.
Несмотря на утренний час, весь город буквально плавился от солнца: асфальт и дома расплывались в раскаленном воздухе. Кондиционер был единственным спасением, а пять минут между машиной и клиникой показались пыткой.
- Когда уже закончится эта аномалия, - ворчал он, ныряя в дверь холла.
Но уже в холле его ждала другая аномалия. Великий и ужасный стоял у регистратуры и орал своим прокуренным голосом на весь первый этаж:
- Это когда-нибудь кончится, а? Сколько ж можно! Почему он не шею свернет где-нибудь? Не ноги переломает! Не смертельный штамм гриппа подхватит! Почему у него башка такая больная?
- Что стряслось? – поинтересовался Гера у нарисовавшегося тут же Эгембердиева.
- Григораш поступил, - ухмыльнулся Руслан, внимательно наблюдая за голосившим великим и ужасным. – Субдуральная гематома. Состояние, как видишь, тяжелое. Возьмешь или таки в отпуск?
- Нет! У меня отпуск. Очень длинный. О-о-очень, - и Герман попытался незамеченным улизнуть с места событий.
Но усилия его были напрасны. Голос великого и ужасного зазвучал еще громче:
- Липкович! Разговор есть!
- У меня встреча, - предпринял еще одну попытку Гера.
- Да! Со мной, в моем кабинете! – и резвым Бонапартом великий и ужасный проследовал мимо Липковича к своей двери. Потом обернулся на пороге и выдал: - Чаем угощу, не боись!
Герман кивнул и без колебаний вошел в кабинет следом за Иваном Александровичем, плотно прикрыв за собой дверь. Тот уже колдовал над чайником, перемотанным у основания шнура синей изолентой. Электроприбор включаться не желал, и великий и ужасный бормотал под нос что-то непристойное.
- Да оставьте вы его, - нетерпеливо проговорил Герман. – Начинайте уже без чая.
- С Григорашем не уговаривать? – обернулся к нему Иван Александрович и стал хаотично перемещаться по кабинету, пока в его руках не оказался кипятильник.
- Не уговаривать. Иначе я его стрихнином накормлю!
- Ты клятву Гиппократа давал?
Герман от всего сердца красочно выругался.
- Ладно, понял! – Иван Александрович разлил воду по чашкам и подключил, в конце концов, кипятильник, опустив его в одну из них. – Стажировку в Принстоне тоже Эгембердиеву отдавать? – замолчал, выдержал паузу, наблюдая эффект, потом продолжил: - Гера, я хочу, чтобы поехал ты. Это на год. Руслан – орел, конечно, молодой, но пусть еще в гнезде посидит, разгильдяй.
- Подумать надо, - сказал Герман.
- Ну вот и подумай. Пока в отпуске будешь. С женой посоветуйся. Тебе с сахаром?
- Без. Я понял. Я подумаю.
- Ну и прекрасно!
Великий и ужасный поставил перед ним чашку, из которой живописно торчала нитка с липтоновской маркой на конце.