- И что это было?
- Ритуал посвящения, - ответил Гера, отодвигая для нее стул. – Любит страху напустить.
- Аааа… - Даша села и стала оглядываться по сторонам, рассматривая приглашенных. И безотчетно пыталась найти Юлию. Имея в памяти один фотоснимок, она рисковала не угадать. А спрашивать Германа было как-то неловко. Вместо этого, чтобы не молчать, а выглядеть оживленной – все же жена на выгуле в свет – спросила: - А что с Цюрихом?
- Да ничего. Отказался я.
- Не жалеешь? – наблюдая, как великий и ужасный встает из-за стола и направляется к сцене, бросила она.
- Нет, - Герман посмотрел в другую сторону, на Юльку. Теперь уже она что-то нашептывала Руслану.
- Значит, все правильно, - улыбнулась Даша, проследив за его взглядом. Кое-что стало на место. В памяти ярко всплыла Витькина ладонь, шарившая под чужой кофточкой. Мысли ее резко перебил искаженный микрофоном голос великого и ужасного, принявшегося приветствовать сотрудников и поздравлять их с профессиональным праздником. Он что-то говорил о гостях мероприятия, вложивших немалые средства во что-то очень важное, а Даша слушала вполуха, уставившись в свой бокал. Болтал Иван Александрович невыносимо долго. И, видимо, сам кайфовал. Только неизвестно от чего больше: от звука собственного голоса или от мучений сотрудников. Но его перло. Потом на сцену стали подниматься «высокопоставленные» гости. Каждый тоже нес какую-то приличествующую случаю ахинею. Под занавес великий и ужасный выдал фразу, заставившую Дашу слегка проснуться:
- А Валентин Борисович Липкович просил передать свои пламенные поздравления. К сожалению, он присутствовать не смог. Дела державные не пускают.
Даша искоса посмотрела на мужа и решительно подалась к нему, чтобы сказать на ухо:
- Слава богу, День медработника раз в году! Он и на работе такой же?
- Он имеет право быть таким, - пожал Герман плечами. – А когда к нему привыкнешь, то и не замечаешь. Вино будешь?
- Буду.
До них донесся гогот Эгембердиева, приобнявшего Юльку за талию.
- А танцевать?
- Буду.
- Тогда идем, - Герман повел ее к другим гостям, которые уже танцевали под оркестр, выдававший мелодии и ритмы на любой вкус. – Ноги не оттопчу, обещаю.
- Бойся, чтобы я тебе не оттоптала, - нервно улыбнулась Даша.
Танцы – это уже серьезно. Танцы – это как на ладони у всех остальных. Золушкой она себя, естественно, не ощущала, но все же дурацкое волнение имело место быть – любимое место для танцев по-прежнему находилось между мойкой, плитой и холодильником, когда никто не видел. Но она крепко вцепилась в локоть Германа, намереваясь даже виду не подать, что ей непривычно все происходящее, и эти танцы – в частности.
К облегчению обоих, шанса оттоптать друг другу ноги не представилось. Оркестр исполнял исключительно зажигательное – пришлось соответствовать, вспоминая и воплощая в жизнь всё, что умели. К концу второго танца Герман распустил узел галстука.
- Если они сейчас заведут рок-н-ролл, я сдаюсь, - хохотнул он.
Даша, всерьез обдумывавшая перспективу скинуть босоножки, рассмеялась. С непривычки, и правда, оказалось слишком резво. Вопреки опасениям, завели не рок-н-ролл. Но диско в рок-обработке тоже звучало лихо.
А вот уже диско сменилось банальным медляком. И под известную песню из репертуара Тони Брэкстон в исполнении оркестровой вокалистки появилась возможность выдохнуть. Даша именно так и сделала. Перевела дыхание и обняла Германа за шею. Оказалось, что ловить на себе любопытные взгляды в данных конкретных условиях не так уж и страшно. Особенно зная то, чего окружающие не знают.
И только один взгляд ее тревожил. Из-за стола, где, закинув ногу на ногу, сидела Юлия и курила, выпуская клубы сигаретного дыма. Ее спутник куда-то подевался. И она сейчас была одна, задумчиво рассматривала танцующих и загадочно улыбалась. Даша не знала, что на нее нашло. То, что она сделала, вообще не укладывалось в систему ее личностных координат. Но в тот момент, когда Юлия струсила в пепельницу пепел, она порывисто встала на носочки и положила голову на плечо Германа.
Он сцепил руки у Даши на талии и спросил:
- Устала? Хочешь, домой поедем? Будем считать, что повинность отработали.
- Герман, ты как маленький, - зашипела Даша ему на ухо, не поднимая головы. – Мы молодожены вообще-то. Медленный танец. Подумай логически, что надо сделать. Она смотрит!
Он искренне надеялся, что не выглядит сейчас совершеннейшим идиотом. Отлично понимая, на что намекает Даша, Герман готов был признать ее правоту. Но он также понимал, что если начнет вести себя как «молодожен», то все может закончиться несколько иначе, чем представляет себе его «жена». И, попытавшись прийти к компромиссу между совестью и желанием вызвать Юлькину ревность, Герман прижался губами к виску Даши и медленно гладил ее спину в такт мелодии. И с недоумением ощущал, как ее пальцы легко перебирают волосы на его затылке.
По счастью, мучения длились всего лишь до конца песни. А сразу по ее окончанию возле них нарисовался великий и ужасный:
- Герман, не жадничай. Одолжи партнершу!
- Даш? – он вопросительно посмотрел на девушку.
- За один танец вы же меня не сожрете? – засмеялась Даша, глядя на Ивана Александровича.
- Исключено. Пищу надо пережевывать медленно.
- Не посмеет, - подтвердил Герман. – Иначе я уеду в Цюрих.
С этими словами он отошел от Даши и вернулся на свое место за столом. Но долго оставаться в одиночестве ему было не суждено. Юлька нарисовалась рядом почти сразу. В каждой руке она держала по бокалу с вином. Один – начатый. Полный протянула ему.
- Оk! Она ничего, - сообщила бывшая. – Мне нравится. Свежесть майской розы. Великий и ужасный, кажется, вообще без ума.
- И мне нравится, - улыбнулся Герман и поставил протянутое Юлей вино на стол.
Юлька без спросу уселась возле него и снова посмотрела на Дашу, танцевавшую с великим и ужасным. По ее лицу расползлась улыбка, не предвещавшая ничего плохого, но это-то и настораживало.
- Я даже готова представить себе, что ты в том состоянии, в каком находился, вполне мог влюбиться в нее, если она нашла, как тебя поддержать. Она красивая и, кажется, веселая, все время улыбается.
- Ты хочешь об этом поговорить? – усмехнулся Герман и тоже посмотрел на танцующую Дашу.