Даша резко помрачнела и зачем-то завозилась с оставленной предыдущей посетительницей книгой. Снова посмотрела на формуляр, на обложку. Потом вскочила со стула и, неловко кивнув Герману, проковыляла куда-то вглубь помещения, между стеллажами. Однако вернулась быстро. Без книги, зато с улыбкой.
- Так получилось, - заявила она. – Техникум закончила, у нас в поселке единственная ветеринарная клиника. Туда без диплома о высшем образовании меня точно никто не взял бы. А в библиотеке место было, вот и… А вы доктор чего?..
- Головы, - рассмеялся Липкович. – Даш, а вы до которого часа работаете?
- До шести, как все.
- Я приглашаю вас на прогулку. В шесть.
Улыбка стерлась с ее лица, и она замерла, глядя на него. Очень внимательно и настороженно. Потом покосилась на свои ноги, сейчас спрятанные под свободными светлыми брюками, и ответила:
- Из меня сегодня компания так себе. Ходок я никакой. Разве только, если хотите, можем посидеть где-то… в парке или на речке.
- Давайте в парке. Мороженое любите?
- Мне всегда было интересно, кто его не любит.
- Случается, - безрадостно ответил Герман.
Юлька не любила. У нее была целая теория о бесполезности мороженого, в которой содержалось множество пунктов, но он отчего-то запомнил только два. От мороженого портятся зубы, и оно для фигуры – смерть. Предложение вместе ходить в бассейн не срабатывало. Извлечение из стройной теории одного пункта не отменяло всего учения в целом.
- Значит, я буду у вас в шесть.
- Хорошо… Я буду вас ждать, - сказала она и тут же хихикнула: - Дождевик-то отдайте! Он мне еще пригодится.
Рассмеявшись в ответ, Герман протянул ей дождевик.
- А у меня есть большой, даже огромный зонт.
Даша смерила его почти оценивающим взглядом, так не вязавшимся со всем ее видом, и тут же решительно уточнила:
- Такой, под которым можно гулять вдвоем?
Должно быть, кокетничала.
- Именно такой!
- Тогда, так и быть, не буду таскаться с ним весь день, - ответила она и сунула свернутый дождевик в ящик стола.
Липкович приехал за ней к шести. Им повезло, несмотря на тучи, медленно ползущие по серому, совсем не летнему небу, зонт им не пригодился. Они гуляли в парке, ели мороженое и говорили о Бродском. Герман поймал на себе пару удивленных взглядов прохожих, которые здоровались с Дашей.
На следующий день ровно в шесть Липкович был у библиотеки. Небо было гораздо светлее, чем накануне. Они гуляли в парке, ели мороженое и говорили о важности пропедевтики.
Еще через день Герман явился с букетом розовых пионов. Солнце слепило, и прятаться от него в тени парка было приятно. На них по-прежнему смотрели с любопытством, а они молча ели мороженое.
На четвертый день наступил кризис. Даша предложила сходить в кино. Из предложенного репертуара был выбран какой-то вестерн, как меньшее из двух зол. Они ели попкорн и смеялись там, где весь зал дружно всхлипывал.
Утром пятого дня Лев Борисович, почесывая небритую щеку, выплыл из дома и неспешно проследовал к грядкам с рассадой, где размахивал тяпкой Герман.
- Правильно, пока не жарко, - задумчиво сказал он.
- Сезон дождей сменился сезоном палящего солнца, - отозвался племянник и разогнулся.
- Мир – штука чертовски непостоянная, - философски заключил дядя, - для созерцателя – вечный ребус.
- Угу, - не менее философски подтвердил Герман.
Несколько мгновений Лев Борисович наблюдал за движениями племянника, снова взявшегося за прополку. Потом невнятно крякнул и промолвил почти человеческим голосом:
- Вы с библиотекаршей примелькались аборигенам. Даже мне донесли.
- И что? – не отрываясь от тяпки, спросил Герман.
- Отвлекаешься?
- У меня отпуск.
- Аааа… - протянул Лев Борисович. – Третья грядка от меня – крайний левый куст. Пропустил. Будь внимательнее.
- Угу, - буркнул племянник.
Несколько минут Липкович-старший еще постоял над душой Липковича-младшего. А потом снова невнятно крякнул и направился в дом. Через пять минут на всю округу загрохотал Сержант Пеппер.
Липкович же младший понял наставление о внимательности буквально во всех отношениях.
Утром он аккуратно прополол пропущенный куст.
Днем не менее внимательно размышлял о настоящем и анализировал прошлое, когда в его жизни была только Юлька, и Герман бы долго смеялся, если бы в то время ему сказали, что однажды он будет гулять с юной ветеринаршей без опыта работы в каком-то там Козельце. И разве это похоже на «гулять»? Это вообще ни на что не похоже! Потому что и сейчас он любит Юльку, а ветеринарша – временное явление, которое должно…
Но дальше мысль перескакивала на маячившее впереди окончание отпуска и неизбежность форсирования событий.
Поэтому вечером Герман Липкович перешел к наступательным действиям собственного блицкрига. И приблизительно на третьей минуте совместной прогулки у реки – некоторое разнообразие всегда идет на пользу отношениям – он резко наклонился к Даше и коротко поцеловал ее в губы. После чего, глядя ей в глаза, сказал:
- Выходите за меня замуж.
- А? – икнула Даша, видимо, еще не отошедшая от внезапности поцелуя.
- Замуж, говорю, за меня выходите, - повторил Герман, стараясь говорить максимально доходчиво. Так он обычно разговаривал с родственниками своих пациентов.
Еще какое-то время она внимательно рассматривала его, почти не моргая. В ее глазах читались одновременно удивление, недоверие и явный отказ. Но тут где-то в стороне раздалось протяжное блеяние коз, и показались две пенсионерки, этих самых коз погоняющие, с лозами в руках. Даша, наконец, улыбнулась и вопреки тому, что все еще было в ее взгляде, радостно и звонко проговорила:
- Я согласна.
И в довершение всего, бросилась ему на шею, чего явно не ожидал уже ни он, ни невольные свидетельницы самого дурацкого в мире предложения. Герман сначала обнял ее в ответ, потом подумал, потом и сам заметил старушек с их козами, потом спросил совсем не романтично:
- Вы в ЗАГСе кого-нибудь знаете?
А она не менее неромантично ответила:
- Это Козелец. Здесь все друг друга знают хотя бы косвенно.