Евгений Гришковец
Почти рукописная жизнь
© Евгений Гришковец, 2013
© Серж Савостьянов, обложка, 2013
© ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Вы держите в руках уже вполне настоящий личный писательский дневник. Прежние дневниковые книжки несли в себе следы влияния интернета и потребности реагировать на происходящее в стране и мире как можно скорее, а лучше немедленно. Отказавшись от возможности общения и получения комментариев по поводу записей в своём Живом журнале, безоглядно и бесповоротно выйдя из блогосферы и социальных сетей я ощутил абсолютную свободу и радость. Я расстался с необходимостью напоминать о себе в интернет-пространстве. Тот год, который зафиксирован на страницах этой книжки, остался в записях совершенно иного рода. Я стал писать реже, но больше. Высказывания стали менее скоропалительными, но вдумчивыми и осмысленными. В этой книжке гораздо больше литературы, чем публицистики. Раньше было наоборот. Соответственно и требовать с неё можно строже.
Ваш Гришковец
4 января
Вечером первого января пошёл чистый и какой-то идеальный снег. Он шёл несколько часов и засыпал город ровным слоем чистоты и свежести. Дети успели в нём и поваляться, и покидаться снежками. Для младшей Маши это был первый в жизни сознательный и осмысленный снег. И выпал он как будто по заказу. Но после полуночи столбик термометра пополз вверх, снег стал оседать, в детских следах во дворе появилась вода, следом пошёл дождь, и к утру белого покрова как будто не бывало. Второго января температура поднималась аж до +10 С…
Хороший получился праздник. Возможно потому, что мы от него ничего не ждали, ничего особенного не выдумывали. Телевизор не включали вовсе. Даже традиционную речь главы государства пропустили и не вспомнили о ней. Нам было просто хорошо вместе. А когда младшие уснули, мы вдруг осознали, что энергия плещет через край, хотя сами мы только чуть-чуть пригубили шампанского. Мы поняли, что нам нужно выйти, выбраться, выехать в город, увидеть людей, навестить друзей. Мы быстро оделись по возможности в весёлые наряды: Наташе нашёлся настоящий лётный шлем с очками, её подружке – большая, ещё сибирская, купеческая лисья шапка, диковинная для Калининграда, я нацепил кепку с очками, как у Козлевича, а Лена навертела на голову оранжевый тюрбан. Так мы уселись в наш маленький весёлый кабриолет, открыли крышу, громко включили «Бони М» и выехали в город… Да! От этого моя простуда только усугубилась! Но все, кто нас видел, были рады. Даже милиционеры. А у нас случилась эйфорийно-весёлая прогулка по городу. Заезжали к друзьям. Все были рады нашей лихости. Вернулись домой совершенно замёрзшие, голодные и взбудораженные. А что ещё нужно? Даже ума не приложу…
Хочу начать этот год неспешно и вдумчиво. Это первый мой Новый год в доме, который я ощущаю тем самым жилищем, где готов встретить старость. Новое и сильное ощущение, в нём много печального и много радостного. А ещё много такого, что я чувствую, но пока не могу определить словами. Поэтому хочу начать год с воспоминаний и мемуарных записей…
В то время как большинство моих друзей и соотечественников изо всех сил катается на лыжах со склонов заграничных гор или поддерживает экономику стран Юго-Восточной Азии, или с ума сходит от безделья, обжорства и пьянства, или смотрит всё подряд в кинотеатрах, или делает что-то ещё столь же содержательное… – мне хочется привести в порядок разрозненные, но яркие воспоминания и эпизоды разных лет…
Вчера стал разбирать коробки с книгами, журналами, фотографиями и бумагами. Часть коробок не были распакованы ещё со времени переезда из Кемерово в 1998 году. Какими-то книгами я пользовался, что-то мне дарили. Бумаги, фотографии и журналы накапливались. С 1998 года мы уже дважды переезжали, и вот, не так давно, переехали окончательно. Коробки и связки книг остались неприкаянно стоять в коридорах и на лестнице. В темноте о них все спотыкались, они создавали неряшливую картину и ощущение неоконченного переезда. Нужно было их перебрать и от чего-то решительно отказаться. Вчера я принялся за дело. Хотел позаниматься этим часок-другой и конечно же погряз на весь день.
Мне это занятие всегда доставляло удовольствие и радость. Какие-то книги останавливали процесс и затягивали вглубь. Разбор старых фотографий, как правило, собирал всю семью, мы смеялись, предаваясь воспоминаниям, уточняя детали… В этот же раз разбор книг погрузил меня в неожиданную грусть и сопровождался целым рядом открытий.
Я вскрывал коробки, брал в руки книги, которых не касался больше десяти лет, и, на удивление, узнавал каждую. Каждая из них когда-то была событием. С каждой связана какая-то история. Это могла быть долгая очередь… и в итоге тебе доставалась чуть ли не последняя книжка, или удачный обмен с книголюбом, или чей-то подарок, или случайная покупка редкой книги в сельском магазине.
Я начал покупать книги в конце девятого класса. Что только не было мною куплено! Помню, купил толстенный сборник современной каталонской поэзии в русских переводах. Читал в автобусе по дороге домой, ни черта не понимал, но пытался находить какие-то смыслы. В одной из коробок нашёлся том классической корейской новеллы XVII–XVIII веков. Ведь прочёл же тогда, в последние свои летние каникулы, эту муть от корки до корки! Читал и радовался! Чему? Перебрал целую коробку испанских, венгерских, чехословацких, греческих, эстонских, исландских и прочих писателей. Попались книги, написанные разного уровня декабристами. Декабристов когда-то много издавало Иркутское издательство. Папа привозил эти книги из Иркутска, где декабристы отбывали свою ссылку. Большинство из них обладали сомнительными литературными способностями. Но я пытался их читать.
В одной из коробок обнаружились шикарные миниатюрные издания уж совсем экзотических текстов. Всё-таки культура нашего книгоиздания поражала изысканностью и богатством. Помню, как долго стоял за маленькой книжкой в изумительной суперобложке. В очереди я был самым юным и ощущал себя членом некоего элитарного клуба, потому что очередь стояла за книгой «Средневековые европейские фарсы». Книга красивая, а содержание грубое и площадное, и мне до сих пор интересно, знали ли те, с кем я стоял в очереди, что сия книга содержит столько скабрезностей. Я не раз носил её в школу и удивлял одноклассников тем, что такоеможет быть напечатано в красивой иллюстрированной книжке.
Маленький толстый томик новелл Стефана Цвейга я купил случайно в сельском магазине деревни Глубокое. Этот томик стоял рядом с большим куском хозяйственного мыла и был меньше этого куска, но стоил аж рубль двадцать. Помню, продавщица удивилась. Видимо, этот томик долго мозолил ей глаза.
В отдельной коробке были аккуратно сложены мои любимые книги о кино, киносценарии, дорогие мне журналы. Одна увесистая связка оказалась набором книг о разных географических открытиях и исследованиях. В ней обнаружились рядом и Герман Мелвилл и Тур Хейердал. Многие из них только пролистаны, иллюстрации рассмотрены и изучены, но книжки так и не прочитаны.
Да. Многие из этих книг не прочитаны или прочитаны не до конца, или прочитаны, но не поняты, или поняты ровно настолько, что было ясно, что нужно перечитать…
Я перебирал книги, и на меня опустилась грусть. Я вдруг понял, что с ними нужно расстаться. Я со всей ясностью осознал, что уже не прочитаю непрочитанные книги, не дочитаю недочитанные и не перечитаю те, которые хотел перечитать. А когда-то эти книги вызывали у меня радость и трепет от ещё не прочитанного, давали ощущение огромного непознанного и огромной бесконечно интересной жизни, в которой мне многое интересно, а любопытно практически всё. Теперь же, вечером 4 января третьего года второго десятилетия двадцать первого века, книги, купленные мной в основном с 1983-го по 1985 год, говорят мне прямо противоположное… Говорят, что не столь уж многое мне любопытно, многое совсем неинтересно и время моё не бесконечно.