– Те дни я помню особенно. Как мы пели по вечерам, и один из нас играл на мандолине.
На мандолине играла именно Салли. А Ричард играл на скрипке, которая сейчас лежала на самом дне ее сундучка.
– И мы пели ту же самую песню, что сегодня исполнил Панч: «Спляши для папы».
Будь проклята эта песня! Салли следовало прежде подумать. Она должна была понимать, что Коллиар услышит ее столь же четко, как видит все вокруг.
– Это очень старая песня, – проговорила Салли.
– Да, – согласился Коллиар. – И, похоже, многие матросы знают ее слова. Она оказалась кстати сегодня утром.
Ее прямо-таки убивало это ожидание приговора, который был неизбежен. Горячий комок, образовавшийся в горле, мешал Салли говорить.
– Я хорошо помню эту песню. – Коллиар на мгновение взглянул на нее, и выражение его глаз не оставляло сомнений, что он действительно все знает. – А вы помните тот вечер, когда мы ловили светлячков у вас в саду? Эти насекомые освещали наступающие сумерки. Вы помните?
– Да, – выдавила Салли, и это слово оставило холодно-пепельный привкус у нее во рту.
Коллиар сумел в мгновение, несколькими точными словами воссоздать волшебство того вечера. Салли почти ощущала запах сминаемой травы, меж тем как они пробирались по заросшему саду, ловя светящихся букашек в горшочек из-под варенья.
– Один светлячок уселся вам на голову, и мне пришлось стряхнуть его, хотя он смотрелся очаровательно в ваших волосах. Зеленое на фоне оранжевого.
Жгучие слезы в глазах буквально ослепляли. Коллиар не мог придумать более изощренной пытки, чем это медленное и обдуманное проникновение в ее память.
– А еще мы бросали в вашего брата упавшие яблоки, чтобы он не докучал нам своими проповедями.
– Да… – проронила Салли.
Слезы скатились в уголки ее глаз, и она смахнула их рукавом. Черт бы ее побрал… Она не заплачет. Только не перед мистером Коллиаром. Несмотря ни на какие провокации.
Ведь это был не кто иной, как она. Именно она пробиралась с Коллиаром по саду и, сидя рядом с ним на высокой ограде, швыряла в Ричарда яблоки за его нудные нравоучения. Они безудержно смеялись, и Салли было лестно, что она допущена в священный круг молодых моряков. Она гордилась своей меткостью, как будто это могло произвести впечатление на такого парня, как Дэвид Коллиар.
Ричард тогда убежал в дом, оставив их в саду вдвоем, наедине. Салли могла поклясться, что Коллиар собирался поцеловать ее, но в последний момент она оробела, отпрянула и, засмеявшись, стала бросаться ветками, чтобы скрыть смущение.
Глаза Дэвида, бескомпромиссно-твердый взгляд свидетельствовал о том, что он разоблачил ее. И с его губ, сжавшихся в жесткую линию, сошла улыбка, вызванная теплотой воспоминаний.
– Да, все именно так, как я и думал, – кивнул Коллиар. Тепло окончательно покинуло его глаза, и он потряс головой, словно не желая верить. – Вы могли бы сказать мне, Кент. И избавить меня от… – В голосе Коллиара что-то изменилось, его словно тронула ржавчина, как меч, слишком долго остававшийся в ножнах. Он чувствовал себя обманутым. – Вы могли бы сказать капитану Маколдену. Вы должны были сказать! Черт возьми, вы вообще не должны были всего этого делать!
Однако Салли это сделала. Совершенно обдуманно и намерено. И сейчас была готова на все, чтобы не осталось возможности что-то изменить.
– Сэр, пожалуйста… – начала Салли. Ей было просто необходимо его убедить. – У меня не было другого выбора. Вы, как никто другой…
– Это вы, как никто другой, как человек, воспитанный капитаном Александром Кентом, должны понимать всю серьезность содеянного вами.
Он прав. Салли знала, на что идет, но ради этого стоило рисковать. Ради того чувства, которое она испытала, находясь наверху – никогда в жизни она не ощущала себя такой счастливой, такой нужной. Необходимо лишь убедить Коллиара.
– Пожалуйста… Вы должны понять. Я знаю свои обязанности…
– Тут совершенно нечего понимать. Вы лгали мне, лгали с самого начала. И мне, и нашему капитану. Черт возьми, Кент… Мы находимся на военном фрегате, в море, сейчас идет война, которая продолжается почти половину нашей жизни. И вы полагаете, будто я не понимаю, что стоит сейчас на кону?
Напор его праведного гнева словно пронзил Салли и тяжестью навалился на плечи.
– Пожалуйста, сэр. – Она готова была умолять. – Я сделаю все, что угодно, только скажите, чего вы хотите.