— Им не до этого. Они чокнутые. У нас в комнате один ночью вскакивает и в темноте пишет на тумбочке, формулы сочиняет!
— Сумасшедший дом! — вздохнул Федя, кладя в рот конфету.
— А может, мы сумасшедшие? — Андрюша был искренен. — Надо двигать науку, а мы распеваем!
— Уже обработали тебя? — заметил Федя.
— Я Ефрема Николаевича, конечно, люблю…
— Ефрема не трогай! — грозно остановил Шура. — Мы не математики, мы тебя так… набьем!
— Я его не трогаю… — примирительно сказал Андрюша. — А вы что, пришли, чтобы я смылся отсюда на фестиваль?
— Но музыка нужна человеку… — начал было рыжий Федя.
— Федя, не унижайся, пошли! — приказал Шура.
— Да что вы обижаетесь… — заныл Андрюша. — Я же не виноват, что здесь интересно…
— Федя, — строго вопросил Шура, — у тебя еще осталась во рту конфета? Свою-то я сжевал.
— Немножко!
— Выплюнь!
Федя покорно выплюнул.
И оба быстро перелезли через забор.
— Ну что? — спросил хор хором. — Он согласен убежать?
— Он не может, — объяснил Шура, — у него перелом!
— Ноги? — поинтересовался хор.
— Нет, мозгов!
— Значит, фестиваль — тю-тю… — вслух огорчился кто-то.
— Главное не фестиваль, — улыбнулся во весь рот рыжий Федя, — главное — чтобы мы росли с музыкой в душе!
Соломатин шагал по улице, ведя Тинга на поводке, и мурлыкал под нос песенку, которую он сочинял на ходу, как вдруг услышал: «Аве Мария…» — женский голос прекрасно пел Шуберта. Музыкальный Тинг поднял голову и тоже прислушался. Музыка доносилась из «Жигулей», где был включен приемник.
Соломатин подошел поближе и увидел элегантную даму, которая в полной растерянности стояла возле машины с задранным кверху капотом.
— Не заводится?
— Не заводится! Я вот водить научилась, а что внутри?… А мне за ребенком в детский сад, бабушка приехала…
— Плохо ваше дело, — сказал Соломатин. — Но если бабушка приехала… Вы ручкой пробовали заводить?
— У меня сил нет! — вздохнула дама и подала заводную ручку.
— Минуточку! — Соломатин привязал Тинга к ближайшей водосточной трубе. — Садитесь за руль! Выключите зажигание! А мы сегодня ордер получили на квартиру, трехкомнатную!
— Поздравляю! — сказала дама.
— Включите зажигание!
Соломатин один раз крутанул, другой, третий. Машина не заводилась.
— И все-таки я ее заведу! — Соломатин полез под капот. — Дайте мне ключ на четырнадцать! Выключите зажигание!
Тинг, очевидно, решил, что там, у водосточной трубы, ему плохо слышна музыка. Он ловко высвободился из ошейника, подбежал к машине, забрался внутрь и, склонив голову набок, стал внимательно слушать.
— А сколько у вас в семье человек? — Элегантная дама любезно выказала интерес к делам Соломатина. Все-таки человек чинил ей машину.
— Четверо!
— Трехкомнатную… Вам хорошо дали!
— Хорошо! — согласился Соломатин. — Тряпку, пожалуйста, а то я тут весь перемажусь!
Опять крутанул, вытер со лба пот, еще раз крутанул и крикнул:
— Да подхватывайте, черт вас побери!
И дама «подхватила» — двигатель заурчал, заработал.
— Спасибо большое! — обрадовалась дама.
— Я когда-то в армии шофером служил! — улыбаясь, сообщил Соломатин. — Вам в какой район?
Дама назвала.
— Нам там-то и дали квартиру! — воскликнул Соломатин. — Вы нас не прихватите? Я хочу кое-что смерить, надо продумать, как все оборудовать!
Как известно, ни одно доброе дело на земле не остается безнаказанным.
— Не обижайтесь! — отказала дама. — Но с собакой я не возьму. Она мне чехлы перепачкает. Еще раз большое вам спасибо! — И дама поехала за ребенком, которого ждет бабушка.
Соломатин поглядел машине вслед, вздохнул, сказал: «Привет бабушке!», обернулся, чтобы отвязать Тинга, и… замер.
На водосточной трубе висел поводок с ошейником, однако собаки не было. Ефрем Николаевич растерянно огляделся по сторонам. Тинга нигде не было видно.
Соломатин побежал сначала в одну сторону, крича: «Тинг! Тинг!», потом в другую, тоже крича: «Тинг! Тинг!»
Собака не отзывалась.
Прохожие останавливались и смотрели на Соломатина как на сумасшедшего.
Соломатин снова постоял возле трубы и повертел головой в разные стороны, потом приметил на другой стороне газетный киоск и кинулся через дорогу, едва не попав под автомобиль.
Водитель резко притормозил и сказал сам себе:
— А вот если бы я его сбил, кто был бы виноват? Шофер был бы виноват…
А Соломатин, волнуясь, расспрашивал киоскершу:
— Скажите, вы не видели на той стороне собаку?
— А я не слежу за собаками. Я газеты продаю. У меня план.
— Собака была к трубе привязана. Желтенькая, в пятнышках…
— К какой трубе? — Киоскерша высунулась наружу.
— Вон к той, — показал Ефрем Николаевич. — Видите, поводок висит, а собаки нету.
— Куда же она девалась? — Киоскерша искренне удивилась. Ей было скучно сидеть тут целый день, а так происшествие, даже событие, будет о чем соседям рассказать.
Соломатин уже кинулся обратно, но киоскерша его задержала:
— Постойте!
— Значит, вы видели? — с надеждой спросил Ефрем Николаевич.
— Может, ее украли? — выдвинула гипотезу киоскерша. — Им собака понравилась, а поводок не понравился, поэтому они собаку взяли, а поводок оставили…
Соломатин уже снова бежал через дорогу, опять метнулся в одну сторону, в другую, крича: «Тинг! Тинг!» Потом побрел к злосчастной трубе и отвязал поводок.
Из ближайшего телефона-автомата Соломатин позвонил домой.
— Тамара, не вешай трубку, это я!.. Тинг домой не возвращался?… Погляди на лестнице, я обожду… Значит, не возвращался. Тинг пропал…
Милая, очаровательная дама, которой Соломатин починил машину, ехала куда-то на край города. И неожиданно обнаружила Тинга. Он выдал себя, заскучал наверное, застенчиво тявкнул, лежа на заднем сиденье, на бесценных чехлах. Женщина немедленно остановила машину и без колебаний распахнула дверцу.
— Пшел вон!
Так началась для Тинга собачья жизнь. Когда собака живет в семье, собачья жизнь может быть только у хозяев.
Тинг — воспитанная собака и не хотел быть никому в тягость. Он выпрыгнул из машины и стал боязливо озираться по сторонам.
На городском вокзале, как обычно, все шумы перекрывал голос диктора:
— Объявляется посадка на поезд, следующий по маршруту…
— На третью платформу прибывает скорый поезд номер…
— Володя Комельков из Москвы, тебя ждет дедушка в комнате матери и ребенка…
Ефрем Николаевич Соломатин, все еще теребя в руках кожаный поводок, вошел в зал ожидания, пересек его и направился к телевизионному справочному бюро.
Соломатин нажал кнопку, подождал немного, на экране появилось лицо Клавдии Петровны:
— Слушаю вас, товарищ!
— Клава, это я! — убитым голосом сказал Соломатин.
— Ну как дела? — поинтересовалась жена, и это услышали в разных концах длинного зала, потому что телевизоров было несколько и изображение возникло одновременно на каждом из них.
— Плохо!
— Неужели ты и твой хор провалились на конкурсе?
— Нет, мы не провалились, хотя, в общем-то, с этим тоже плохо. Ты не можешь ко мне спуститься?
— Меня подменить некому! Я тебя не понимаю, о чем ты говоришь?
— Тинг пропал!
— Как «пропал»?
— Ты понимаешь, я его привязал к трубе…
— К какой трубе? Зачем ты привязал? Где? — нервничала Клавдия Петровна. — Иди и сейчас же найди Тинга!
— Но где? Где его искать?
— Не знаю. Но без собаки я не желаю тебя видеть!
Изображение на экране погасло.
— Когда-то ты вообще не хотела собаки! — пробормотал Соломатин, потоптался возле телевизора, потом зашагал обратно через зал.
Теперь многие смотрели на Соломатина — кто с любопытством, кто сочувственно, кто насмешливо. Пожилая женщина схватила его за рукав: