Когда телефон крякнул ответным сообщением, она не сразу решилась посмотреть на него. Тоже одна фраза: «Буду утром».
Эти два слова она рассматривала очень долго. Буквы расплылись, в горле засвербило, и рот сам собой раззявился в громком, почти детском реве:
— Ба-а-а-а-а-а!
Вверх? Татьяна Троценко
Той осенью смерть близко подходила ко мне два раза. И оба раза были связаны с переулком Смены.
В первый раз я по собственной глупости пошла оттуда через овраг по трубе теплотрассы. Обходить было долго, а тут напрямую — вжих! Впереди округло топал главный инженер. Я за ним лихо дошла до середины пути и поняла, что теперь мне проще вниз, чем дальше. Передо мной разошлась металлическая обшивка, нужно было наступить на подрагивающий от недавних шагов главного лист. Со дна оврага торчало дерево, и верхние ветки косо нависали над трубой, надо было как-то пригибаться и пролезать. Труба показалась страшно узкой, ноги задрожали. Главный протягивал мне руку из-за дерева: «Давай сюда», но до него было еще несколько шагов. Я крикнула, что пойду обратно. И не смогла развернуться. Надо было перенести вес на одну ногу, встать другой на чуть покатый трубный бок. И неминуемо скользнуть, покатиться вниз, обрывая обшивку. Вниз, туда, где гаражи и гравийная дорога. На острые камни. Так соблазнительно и просто. Я не упала в тот раз, дошла на трясущихся ногах, выдохнула, подумала, что буду жить долго.
И тут настал второй раз.
Надо рассказать, зачем я моталась в переулок Смены, за овраг, где стояли всего три страшных барака.
Это были мои дома. Я работала мастером ЖЭУ, мне было двадцать два, и у меня в подчинении было несколько разбойников-слесарей и тихий пьянчужка — сварщик Валерка Беккер. Были у меня на обслуживании еще несколько огромных многоэтажек. Но все многоэтажки, вместе взятые, не таили в себе столько проблем, сколько три сменовских барака. Там всегда все было не слава богу. Прорывало теплотрассу, не текла вода, текла вода, слетала крыша, размахивали штрафной дубинкой обходчики тепловых сетей и жилищные инспекторы, проваливались насквозь стены, заливало подвал.
Вот как раз в подвал пошли мы ноябрьским деньком с Вовкой Векличем, носатым и черно-взъерошенным слесарем. В доме 10а подвал был очень глубоким, раньше там пыхтела котельная. Теперь оставались только сырые оштукатуренные стены колодцем, слабая лампочка с потолка и элеватор в углу.
Подвал в очередной раз затопило неизвестными водами под самый жвак, до элеватора было не доплыть, а надо. Я заказала машину-шамбо, вытащила из бытовки Вовку, и мы пошли на Смену качать подвал, в этот раз в обход.
Сбоку дома 10а в подвал спускалась бетонная кривая лестница под редким деревянным козырьком. В кирпичной стене между лестницей и подвалом зиял огромный пролом. Над ступеньками от злополучной надовражной теплотрассы шли в дом две раскаленные трубы с остатками стекловаты.
Светило солнце, было не по-позднеосеннему хорошо. Машина уже подошла, мы должны были быстро качнуть, а потом можно было бы бросить Вовку и пойти обратно в ЖЭУ совсем дальней дорогой, через Павловича, прогуляться, похрустывая снежком, и купить себе в магазине вкусную шоколадку. У Вовки тоже, видно, были свои планы на день, потому что он хорошо так улыбался под своим нависшим носом.
Из машины вылез совсем незнакомый водитель, молодой и круглолицый. «Симпатичный», — отметила я.
— Во, а ты откуда? — спросил Вовка.
— С аварийки, — пожал парень плечами.
— Та понятно, что с аварийки. А где Семён?
— Уволился он. Я сегодня первый день.
— Во, блин, — сказал Вовка. — Ну, раскручивай шланг, подавай. — И пошел по ступенькам вниз.
Я, как молодой ответственный мастер, поскакала за ним.
Мы стояли с Вовкой на пороге затопленного подвала, и он черно и нездорово дышал на нас, завораживал. Мы уставились в черноту. Водитель звякал и брякал наверху.
— Чего возится, — буркнул Вовка, очнувшись, и заорал раздраженно: — Давай быстрей! Мы тут до Нового года будем торчать?!
Сверху через дыру в деревянной обшивке суетливо сунулся металлический набалдашник шланга, заерзал и... снес трубу над нашими головами. Картина мгновенно изменилась. С шумом рванул кипяток, полетел по ступенькам к нашим ногам. Вовка дернул меня в кирпичный пролом — и мы вписались в узкий простенок. Обжигающий густой пар скрыл все впереди, а сзади, пока еще безмятежно, чернел затопленный глубокий подвал.