Машину трясло и кидало в стороны ещё минут двадцать, пока наконец она не замедлила ход и не остановилась. Снова загорелась лампочка. Спустя несколько секунд с лязгом приоткрылась створка двери, и чья-то рука швырнула на пол к ногам пленника какой-то предмет, после чего снова захлопнулась. Молич с удивлением увидел, что это был большой молот на длинной толстой рукояти. Дар похитителя, подкинувшего ему не что иное, как кувалду, был поистине символичен. Это было его любимое холодное оружие, которое он использовал на ринге в боях против зомби и благодаря которому он и получил своё прозвище. Орудие, способное ненадолго вывести живого мертвеца из строя, но не способное его убить. Орудие, разрешённое правилами ближнего боя устава Хильштейнов.
Неужели это всё-таки были они? Неужели жадные толстосумы придумали для него какое-то новое дьявольское испытание, чтобы разнообразить игру на ринге и привлечь к ней ещё большее число игроков?
Молич поднял с пола кувалду, с удовлетворением отметив, что вес её как раз тот, к которому он привык (ещё одна деталь не в пользу Хильштейнов). Орудие ближнего боя было в меру тяжёлым, именно таким, чтобы удержать его в руках, нанеся сокрушительный удар. Бывают молотки раза в три тяжелее, которые практически невозможно применять в качестве оружия – они только отбирают силы, а не служат добрую службу, какую должен служить подходящий слесарный инструмент.
Ефим подошёл к двери и попробовал открыть, но она не поддалась, хотя ему показалось, что дверь закрыта ненадёжно, будто не до конца. Он подёргал за рукоять двери и заметил небольшой зазор. Дверь держала одна защёлка снизу, которую, безусловно, сложно было бы взломать вручную. Но ведь теперь у него была кувалда! И, возможно, ему подкинули её неспроста. Догадаться, что делать дальше было легко, – Ефим размахнулся тяжёлым молотом и с грохотом опустил его в области нижнего замка.
Дверь раскрылась, и Молич осторожно выглянул наружу. В глаза ему ударил яркий солнечный свет, лицо обдало потоком сухого горячего воздуха. Жара была нестерпимой, и у него на мгновение даже пропало желание покидать прохладный кузов грузовика. Однако он взломал дверь не для того, чтобы продолжать скрываться от судьбы. Ефим увидел асфальтированное полотно широкой дороги, потрескавшуюся ленту серого цвета с еле различимыми следами дорожной разметки, убегавшую вдаль посреди безжизненной степи. И, конечно, неизбежный атрибут всех дорог – останки скелетов, черепа и кости. Унылая и, к сожалению, привычная картина Апокалипсиса – провинциальные дороги, вымощенные человеческими костями. Намёка на присутствие зомби вроде бы не было, и Молич спрыгнул на шоссе.
В тут же минуту грузовик, подняв столб черного дыма, валившего из выхлопной трубы, сорвался с места и вскоре был уже не различим в мареве, расплывшемся над дорогой, будто поднимавшемся от невидимого костра.
«Оперативно сработано», – подумал Ефим, глядя вслед машине.
Он осмотрелся, и от картины, открывшейся его взору, у него подкатил ком к горлу. Это была самая настоящая выжженная солнцем пустыня, по которой изредка пролетали диковинные растения «перекати-поле». Степь пересекало прямое шоссе. В стороне, куда умчался грузовик, виднелся каменный мост и до него было как минимум километров шесть или семь. В противоположной стороне, намного ближе находились развалины бензоколонки. И больше ничего и никого.
Ефиму ужасно захотелось пить, и он зашагал в сторону близлежащих развалин, посчитав, что если у него и есть шанс найти завалявшуюся бутылку питьевой воды, то только там.
Теперь он уже вообще ничего не понимал – логика в его похищении отсутствовала полностью. Даже если бы это задумали Хильштейны, они были не настолько милосердны, чтобы оставить его в живых. Нет, ему явно оставили шанс на выживание и даже обеспечили оружием. Но благодарить за это, конечно, Молич всё равно бы не стал. Как бы он хотел взглянуть сейчас в лицо этому «добряку», но, увы, это было невозможно – грузовик уже не догнать.
Ефим вспомнил о тех нескольких ударах, пришедшихся по капоту машины, и сообразил, что по пути грузовик, видимо, сбил несколько жмуров, а, может, и помял какую-нибудь легковушку, из чего он сделал вывод, что похититель по любому был лихим парнем.
На некотором расстоянии от бензоколонки Молич предусмотрительно пригнулся и проделал остаток пути, бесшумно и крадучись, отлично зная, что меры предосторожности никогда не бывают лишними даже в такой богом забытой дыре. На бензоколонке уцелел всего один заправочный аппарат – остальные были снесены подчистую, по-видимому, уже очень давно. Навесы над ними также почти везде отсутствовали, зато обломков железа и пластмассы хватало повсюду. Крыша над зданием провалилась, двери были сорваны, внутри царил полумрак. Молич часто задавался вопросом, почему большинство небольших зданий, таких, как это, выглядит так, будто они побывали в эпицентре урагана, тайфуна или цунами, хотя подобных природных катаклизмов тут никогда не было и в помине. Возможно, просто потому, что там, откуда уходили люди и приходили зомби, начинался полнейший хаос, и в эпицентре этого бедствия не было места таким заурядным и, казалось бы, необходимым вещам, как целые двери, окна и крыши. Нет, отныне в этом мире все жилые здания должны были выглядеть как дома с привидениями из старинных готических сказок, и никак иначе! От этого можно было приходить в бешенство, это можно было осуждать и критиковать, но справиться с этим было нельзя.