Предводители банды наблюдали за происходящим из своего бронированного автомобиля, пока все, кто был в «скорой», коротко посовещавшись, не сложили оружие в ответ на убедительное требование одного их бандитов. Лишь после того, как спутники Стаменова с поднятыми руками вышли из амбулатории на колёсах, Хильштейны покинули уютный салон «Хаммера», чтобы напрямую руководить хаотичным разбойничьим налётом. Впрочем, действия членов банды не отличались оригинальностью: один из них тут же, не дожидаясь отдельного приказа, занялся стравливанием дизеля из топливного бака фургона, второй подобрал с земли брошенное оружие пленников, в то время как все остальные потрошили амбулаторию изнутри.
Когда из фургона появился бородатый верзила в кожаной косухе с клеткой в руках, Стаменов побледнел и сделал шаг вперёд, позабыв о том, что стоит под прицелом у троих вооружённых бандитов.
– Только не трогайте мышей! – крикнул он.
Один из Хильштейнов в экстравагантном жёлтом костюме склонился над клеткой, с интересом наблюдая за тремя летучими мышами, ползающими по её дну.
– Это ещё что такое? – проговорил он.
– Да сам в ауте, шеф! Тут летучие мыши… отбывают срок. Шеф, позволь мне грохнуть «айболитов», руки чешутся!
Проигнорировав последнюю реплику своего подчинённого, Хильштейн повернулся к Игорю и спросил:
– Зачем они тебе?
– Я ученый, исследую Z-вирус. Это подопытные мыши. Прошу вас, не трогайте, отдайте их мне. И поаккуратнее с микроскопами и патогенными образцами в машине!
Второй Хильштейн, одетый в тёмно-серый строгий костюм молча закурил толстую сигару, с лукавым прищуром посмотрев на доктора.
Первый Хильштейн взял клетку и медленно подошёл к доктору.
– Подопытные, говоришь, – произнёс он холодно и с расстановкой. – Исследуешь вирус? А зачем?
– Как зачем? – в изумлении промолвил Игорь. – Чтобы найти вакцину. Я хочу выделить антитела, а этот вид мышей крайне вынослив к данной мутации вируса, и я уже на полпути к созданию сыворотки, хоть это и нелегко в таких полевых условиях. Разве вы не хотели бы, чтобы весь этот ад наконец закончился, и мир поднялся с колен?
Хильштейн осмотрел разношёрстную компанию Стаменова: Иветту, Панка, Вязова, Цибелу и Белого. На последнем его взгляд задержался немного дольше.
– А эти – тоже доктора? – спросил он, казалось, совершенно без иронии.
– Нет, только вон та девушка в халате. Остальные… мои друзья.
– Хотел бы я, чтобы мир поднялся с колен? – добавил Хильштейн в жёлтом, обменявшись многозначительным взглядом с братом, невозмутимо дымящим сигарой. – Чтобы поставить на колени меня? Хочу ли я этого?.. Нет, не хочу. Никто и никогда не поставит меня на колени. Только я буду решать, кому стоять на них, а кому нет. И если ты хочешь изменить этот порядок вещей, то это очень плохо.
Неожиданно Белый вырвался из строя пленников и остервенело завизжал:
– «Айболиты» мне не друзья! Возьмите меня в свою команду, шеф! Я лично перережу горло этой учёной мрази! Я вас прекрасно понимаю, установленный порядок нерушим. Шеф, я знаю фокусы, я знаю, как вскрывать сейфы, я вам пригожусь… Возьмите меня в клан! Возьмите меня… – его вопли перекрыл звук выстрела.
Хильштейн с сигарой пулей девятого калибра из ПМ пресёк дальнейшие мольбы клоуна, по-прежнему не сказав ни слова. Даже верзила в косухе как будто не был готов к столь молниеносной и однозначной реакции одного из своих боссов на воззвания перебежчика и застыл в недоумении, глядя, как белый клоун корчится на земле от боли с пулей в животе. Остальные пленники стояли, не решаясь пошевелиться, в изумлении воззрившись на тяжело раненого Белого.
Хильштейн в жёлтом открыл дверцу клетки и, встряхнув её, выпустил на волю летучих мышей, с писком разлетевшихся в разные стороны. Пустая клетка упала к ногам потрясённого Стаменова.
– Никто не будет решать, – произнёс бандит ледяным тоном, – кроме меня.
Хильштейн в жёлтом выдержал долгую паузу, словно что-то обдумывал, после чего повернулся к верзиле в косухе, чтобы отдать приказ, который не удивил бы никого из беспредельщиков. Братья никогда не отпускали своих пленных живыми. Обычно их расстреливали, обезглавливали и бросали под открытым небом на радость падальщикам. Бандитам не нужны были ни свидетели, ни потерпевшие, которые будут мстить, а о перебежчиках не могло быть и речи: кто будет им всерьёз доверять? Помилование в таких случаях было маловероятно, но никто из головорезов всё равно не стал бы стрелять по пленным без приказа.