Выбрать главу

— Не сердитесь. Вот, возьмите на память.

«Другую ей везет», — догадался я, и мне тоже захотелось сделать что-нибудь для него. Сюрпризы — так уж всем!

В Киренске я позвонил в Иркутск Рыжиковым. К телефону подошла Ольгина бабушка. Слышимость была плохая: бабушка то и дело переспрашивала меня.

— Пусть Ольга встретит самолет, везем елку, — кричал я в трубку. — Да, да, ровненькую, высокую, под самый потолок.

Когда я вернулся в самолет, Вадик нетерпеливо спросил:

— Когда прилетим?

— Не переживай, успеешь.

— Да я боюсь, что ее дома не застану.

В Иркутске перрон был пуст. Пассажиры заторопились к выходу. «Неужели не пришла?» — волновался я, оглядывая привокзальную площадь. И тут вынырнула из зала ожидания, заспешила к нам навстречу… Ольгина бабушка.

Через некоторое время Вадик перевелся в Иркутск, я взял его к себе в экипаж. Ольга частенько летала с нами, по-моему, ее ставили в эти рейсы специально.

Пассажиров сегодня много — целый автобус, они сразу же делятся на два потока: те, кто летит налегке, спешат к входной двери, с чемоданами — идут к переднему багажнику. В салоне становится шумно, перед глазами мелькают дубленки, плащи, куртки. В дубленках и летних куртках летят до Усть-Кута. В основном это вертолетчики и строители Байкало-Амурской магистрали. Вертолетчики синей кучкой располагаются впереди, чуть сзади них в рыжих меховых шапках — пассажиры, летящие до Якутска. Эти ведут себя спокойно, добравшись до кресла, закрывают глаза.

По проходу, тычась в спины людей, мечется толстощекий пассажир, раздраженно выговаривая бортпроводнице:

— Почему вы садите меня вперед? Это места для женщин с детьми. Вот летит женщина в положении. Это ее законное место.

Он подтолкнул вперед молоденькую женщину. Та, пряча глаза, боком села на переднее кресло. Ольга опустила подлокотник, помогла ей пристегнуть ремень.

А толстощекий, пройдя в задний ряд, еще долго возился там, проверяя крепость привязных ремней.

Последним в самолет поднялся Вадик с сопроводительной ведомостью в руках. Ольга начала разносить конфеты. Один, из вертолетчиков, улыбаясь, взял у нее карамельку, а взамен насыпал горсть шоколадных конфет. Ольга смущена; я вижу, как у нее заалели уши, она оглянулась на нас. Вадик, нахмурившись, ушел в пилотскую кабину.

Ольга с подносом двинулась дальше, и толстощекий пассажир, что-то пробормотав про шутки Аэрофлота, сгреб шоколадные конфеты себе. Вертолетчик, приподнявшись, покрутил около виска пальцем. Толстощекий ритмично задвигал челюстью, лицо у него было холодное, как амбарный замок. Сидящая рядом с ним голубоглазая, с ласковым лицом женщина насмешливо покосилась на соседа. На вид ей лет сорок, не больше. Я скользнул взглядом по пассажирке и вдруг почувствовал смутное беспокойство: знакомые глаза. Я попытался вспомнить, где же встречал эту женщину, но память работала вхолостую, не выдав даже крохотной зацепки. Когда Ольга вернулась в кабину, я попросил ее:

— Узнай, пожалуйста, фамилию пассажирки. Она сидит рядом с толстощеким.

Оторвавшись от бетона Иркутского аэропорта, мы в развороте разрезали крылом белую ленту реки Ушаковки и взяли курс на север. Самолет вошел в облачность, в кабине стало темно, подсвеченные красным светом приборы напоминали глаза человека, страдающего бессонницей. Через несколько минут впереди посветлело, и вдруг вязкая ветошь облаков разом ухнула куда-то вниз — казалось, самолет выскочил в безвоздушное пространство.

В кабину вновь протиснулась Ольга, улыбаясь, сообщила:

— Гамаюнова Наталья Семеновна.

«Вот как! Моя учительница», — едва не вырвалось у меня.

Я включил автопилот, вышел из кабины. В переднем багажнике было шумно. Я причесал волосы, поправил галстук и только после этого открыл дверь в пассажирский салон. На меня настороженно посмотрела беременная женщина, сидевшая на переднем кресле. Остальных пассажиров сморил сон. Откинувшись на спинку сиденья, спала и Наталья Семеновна. За годы, что мы не виделись, она сильно располнела, тугие темные косы сменила осветленная перекисью короткая стрижка. И вместе с тем это была она, моя учительница. И было светло и радостно видеть ее в моем самолете. Постояв немного в проходе, я вернулся обратно.

Локатор начал барахлить. На экране веером побежали крохотные светлячки. Штурман попробовал настроить прибор, чтобы определить, когда начинать снижение.

— Сто двадцать, пора вниз, — неожиданно произнес дядя Коля. Штурман недоверчиво посмотрел на него и запросил у диспетчера удаление. Ответ пришел тотчас: