Наконец Нюрба рядом. Выполнив четвертый разворот, мы пошли на снижение. «Высота сто пятьдесят, земли нет». Я-то знал, что все ждут ее, но пока впереди — серая пелена. Скорее угадывал, чем видел наволочь краем глаза, — все внимание приборам.
«Сто двадцать, земли нет».
Нужно попасть на полосу с первого захода, ведь за нами еще несколько самолетов. Только с первого!
— Сто метров, земля… есть земля! — не выдержав, воскликнул штурман.
Прямо под нами рубиновая строчка огоньков. Идем точно по курсу. Ух! Теперь можно вздохнуть… Мягко ложится под колеса полоса, и все становится на свои места, вроде бы ничего особенного и не происходило. Потом вдруг вспомнилось, что случалось и похуже: заходили при высоте облачности шестьдесят метров, а здесь-то были все сто. Правда, Вадик Куликов, посмеиваясь, сказал тогда: «Все как в кино», да штурман, собирая свое снаряжение, долго не мог попасть линейкой в портфель, затем не выдержал, обнял дядю Колю.
— Ты беги в пилотскую, занимай место, а то сейчас там столько народу будет, не продохнешь, — смущенно пробормотал бортмеханик.
Мне нравится дяди Колина предусмотрительность. Она у него проглядывает во всем, когда я только начал летать с ним, меня всегда поражало: я еще только думаю, как бы да что предпринять, а он уже сделал именно то, что следовало. Нет, откровенно жаль, что дядя Коля уходит на землю. Он и там будет нужен, несомненно, но это уже там, а не рядом.
Из самолета вышли заспанные пассажиры, «Скорая помощь» увезла роженицу. Последним по трапу спустился толстощекий, повертел по сторонам головой, поднял каракулевый воротник.
— Летчики опять заблудились, привезли не туда, куда надо, — едко сказал он с таким расчетом, чтобы это слышали все.
Было холодно — минус сорок шесть. Мороз, которого я вначале не заметил, пробрался под пальто, обжигающе щипал колени. Возле самолета столпились пассажиры. Ольга что-то сказала им, и они гуськом потянулись за ней в гостиницу. Следом, из соседнего Ан-2, прошли якутские летчики, все в собачьих куртках с капюшоном, на ногах — рыжие оленьи торбаса. Я постучал ботинком о ботинок и подумал: интересно, кто это распорядился не выдавать нам меховые унты, делая расчет на то, что самолет достаточно теплый? Сюда бы его погреться. К утру в Нюрбе будет не меньше пятидесяти. А ведь такая температура, ну, может быть, градусов на десять поменьше, частенько устанавливается и у нас в Иркутске, на юге области.
Сейчас в Нюрбе не видно соседних домов, по дороге ползут машины, окутанные морозным туманом, таким плотным, что его не в силах пробить специальные желтые подфарники. Все это натягивается на аэропорт, и он замолкает, будто ему затыкают рот сырой тряпкой. Так продолжается до тех пор, пока температура воздуха не поднимается до минус сорока или же пока туман не снесет ветром, пусть даже небольшим.
Я невольно ловлю себя на мысли, что в одни аэропорты летаю с удовольствием, в другие — по необходимости, в третьи — совсем бы не хотелось летать. Пытаясь разобраться, почему это происходит, я начинаю разбрасывать свои симпатии и антипатии по каким-то невидимым весам. Тут и погода, и качество взлетных полос, и оборудование, и даже — как выглядит сам аэропорт. Но все-таки главное — как к тебе относятся.
Очень хорошо принимают в Маме; буквально за двадцать минут разгрузят и загрузят самолет, в отличной столовой быстро на заказ сварят пельмени или пожарят отбивную, что в общем-то не последнее дело. Шоферы останавливаются, едва ты поднимаешь руку, и отвезут в любое место. Для местных жителей авиация — единственный способ добраться до Большой земли. Хорош Киренский аэропорт с его тенистыми аллеями, бетонными дорожками и старинными постройками. В аэропорту Олекминска некоторые домики мастеровито покрыты железными днищами от бочек, строения окружены ровненькими елками и радуют глаз. Приходится только сожалеть, что летом, в жаркую погоду, на этих аэродромах страшная пыль, а после сильных дождей взлетные полосы превращаются в настоящее болото.
Каким-то безалаберным кажется аэропорт в Бодайбо. Пассажиры, в основном это народ с приисков, добравшись до винных и пивных точек, в ожидании рейса успевают изрядно затяжелеть, а потом штурмуют самолеты. Плохо и в Якутске. Если сядешь в Магадане, к самолету никто не подходит, пассажиры часами ждут автобуса, а самые предприимчивые из них добираются до города на попутных машинах…
Задержки, задержки. Они порой выматывают сильнее полетов, а в общем-то их могло и не быть.
Как-то я раскрыл свою рабочую книжку и, к своему удивлению, обнаружил, что за месяц произошло семь задержек. Одни из-за поздней загрузки, другие по неисправности матчасти, но чаще всего — из-за нерасторопности наземных служб. Как говорится, где тонко, там и рвется. В более обжитых районах пассажиры в случае задержки могут уехать на автобусе или по железной дороге. Здесь же им деваться некуда: сиди в переполненном холодном аэропорту и жди. Может быть, именно эта закоренелая уверенность, что пассажир все вытерпит, и расхолаживает иных работников наземных служб.