— Пойдем поговорим.
Летчик обернулся, смерил его с головы до ног. Некоторое время помедлил с ответом, соображая, для чего вызывают.
— Пойдем, — наконец-то снисходительно согласился он.
Светка, заметив Сережку, испуганно захлопала глазами.
— Ой, Сережа! Я не знала, что ты здесь, — растерянно проговорила она. — Пойдем потанцуем.
— Ты знаешь, я не умею, — буркнул он. — Да и некогда мне.
К выходу они прошли по узкому коридору. Парни дали дорогу. Уж у кого, у кого, а у них был нюх на драку. Самые любопытные гурьбой вывалили следом.
— Так что ты хотел? — спросил у него летчик, когда они вышли с танцплощадки.
— Хотел узнать, где в летные школы принимают.
— А-а, вон в чем дело, — парень с интересом оглядел Сережку. — Десять классов закончил?
— Пока нет.
— Ну вот, когда закончишь, съезди в управление гражданской авиации, там каждое лето приемная комиссия работает.
Парень улыбнулся, протянул руку Сережке:
— Раз в летчики решил идти, давай знакомиться.
— Кто это тебе сказал, что я в летчики собрался, — поглядев исподлобья на парня, сказал Сережка. — Что это, летчики всегда на танцы в форме ходят?
— А ты, оказывается, заноза, — рассмеялся летчик. — Я, наверное, на твой интерес наступил. Извини, не знал. Ну ладно, не сердись. — И летчик, хлопнув его по плечу, пошел на танцплощадку.
Сережка понял: летчик не принял его всерьез, обошелся с ним как с ребенком, который мало что смыслит в жизни. И это огорчило его еще больше.
— Что это ты, сдрейфил? — подскочил к нему Васька Косачев. — Я там Федьку Сапрыкина встретил. Справились бы.
— Федьку? — обрадованно проговорил Сережка. — Где он?
— Сейчас подойдет.
— Вась, давай в летное училище, а?
— Чтоб девчонки на шею вешались? — ехидно поинтересовался Косачев. — Тогда все понятно.
Из дверей танцплощадки вывалился Федька. Увидев парней, широко улыбнулся, поспешил навстречу.
— Ну что, огольцы, как у вас дела? — спросил он. — Чего не танцуете?
— Мои уезжать собрались, — ответил Сережка. — Отцу предложили работать начальником аэропорта.
— Растет, значит, — протянул Сапрыкин.
— А я не поеду, — нахмурился Сережка. — Буду десятый в вечерней заканчивать. Здесь родня отыскалась. Звали меня к себе на Урал. Чего я туда поеду — ни друзей, ни знакомых. Уехали. Надо где-то работу искать.
— Вот чудак-человек, приходи к нам! — воскликнул Сапрыкин. — Я бригадиром работаю. Взлетную полосу делаем, большие самолеты к нам летать будут. Говорят, до Москвы за пять часов добраться можно будет.
— А не обманываешь? Тебе обмануть — пара пустяков.
— Кто старое вспомнит, тому глаз вон. Приходи — устрою. Правда, я в летное училище поступаю.
— Вот как! — ахнул Сережка. — Ну Федька, ну молодец! Вот не ожидал.
— И чего хорошего нашли вы в этой авиации, — буркнул Васька. — Да туда двадцать человек на место, конкурс.
29 июня
Фактически мы со своими самолетами еще учимся ходить. Морской флот силен традициями, а в авиации они еще только нащупываются. Кабина самолета определяет все; тут все видно, все на глазах, какой ты и что стоишь. Самолет проверит и оценит. Бортмеханики и летчики — это одно целое, одна семья. И этим мы сильны, я уже убедился.
Лежу один. Никифор ушел вниз по реке на разведку. Кругом море зелени — лето. Небо отсюда — крохотный клочок, такое непривычное и далекое. Засосала нас тайга в самое нутро. В чем мы провинились перед ней? И выпустит ли она нас?
Порой мне кажется, что мир начался с меня, с моего рождения, что до этого ничего не было. А вот посмотрю на свой самолет и начинаю понимать, сколько веков прошло, сколько усилий было затрачено, прежде чем появился этот аппарат. Пройдет еще несколько лет, и будут уже другие самолеты, и другие люди поведут их.
XIII. Отъезд
Как ни готовил себя к отъезду Погодин, а все равно произошло это неожиданно. Пришла машина за вещами, посигналила под окном. Он растерянно заметался по дому, не зная, с какого конца приняться. На удивление, вещей оказалось немного, даже осталось еще место для людей. Погодин присел на крыльцо. Он еще не знал, радоваться ему или печалиться. В голове, как в кузове машины, все перевернуто, свалено в одну кучу, попробуй разберись, где что. Если бы сейчас спросили, сколько лет он прожил в этом доме, он не ответил бы. Помнил хорошо, как впервые с Павлом Жигуновым пришли сюда; помнил возвращение с фронта, а потом все проскочило как один день. От того дома, который они покупали с Павлом Михайловичем, сохранились разве что стены. Все остальное он переделал, перекрыл по-своему так, как в деревне привык: с навесами, стайкой, пряслами. Только все это ненужным оказалось.